Лапина с готовностью подтвердила, что Андрей Петрович был практически единственным собственником их компании, но в делах участия почти не принимал. Больше того, Лапина сказала, что Морозов к состоянию дел компании был более чем равнодушен.
– Серьезно? В такое трудно поверить, – развел руками Третьяков.
– Морозов приезжал к нам один, может быть, два раза в месяц, – пожала плечами Лапина. – Мог просто кофейку попить, поболтать с менеджерами о какой-то ерунде и уехать. Если нужно было какой-то вопрос решить, он всегда махал рукой и отправлял к Богдану.
– Богдан – это Шестобитов, главный директор?
– Да, к нему. Морозов так и говорит, что у Богдана на то и голова, чтобы думать. А ему и без того головной боли хватает. Нет, Морозову наши дела были безразличны. Он вообще, знаете ли… был из тех, кто живет сегодняшним днем. Любил выпить, охоту любил.
– А женщин? Любил Морозов женщин? – спросил Иван.
– Ну, у него кто-то бывал, конечно, но больше так, не всерьез.
– А вы так хорошо знаете его личные дела? – подколол Иван.
Лапина нахмурилась.
– Я, конечно, в его личные дела никогда не лезла, но вот знаю, что серьезные отношения его не интересовали.
– Откуда знаете, если не секрет? – продолжал настаивать Иван.
Лапина запнулась, встала и спросила, не будет ли Иван возражать, если она закурит.
– Я бы и сам покурил, – кивнул он. – Может быть, вас угостить сигареткой?
– Я курю только свои, – покачала головой Лапина и достала узенькую пачку сигарет «Kiss».
Запахло клубничным дымом. Лапина сделала несколько затяжек, а потом рассказала, как Морозов в свое время подкатывал к одной их сотруднице. У них даже было несколько свиданий, после которых все как-то заглохло, несмотря на то, что сотрудница очень даже хотела продолжения. Однако вызванный на откровенный разговор Морозов заявил, что никогда не женится, потому что не хочет травмировать дочь.
– Травмировать дочь? – удивился Иван.
– Знаете, он ей сказал, что не хочет, чтобы все было, как в сказке, – рассмеялась Лапина.
– В каком смысле?
– Он женится на доброй женщине, чтобы была новая мать для ее сироты-дочери, а мачеха ее потом заставит разбирать гречку и горшки чистить. Ну, как у Золушки.
– Понял, Нелли. А знакомая эта ваша… Как с ней можно было бы пообщаться? – спросил Третьяков.
Лапина сделала глубокую затяжку.
– Она давным-давно уволилась, мы с ней не общаемся, я и имени-то ее не вспомню, если вы меня спросите, – сказала она и выдохнула клубничный дым Ивану в лицо.
Тот кивнул и не стал больше уточнять, чтобы не ставить Лапину в неудобное положение. Было ясно, что «знакомая» –