А можно, только очень осторожно,
Как ангелочка чёрта полюбить.
По полочкам все вещи расставляя,
Всё называть своими именами.
При этом, никого не оскорбляя,
Манипулировать, жонглировать словами:
Ну что за шнобель, точно чёрный ворон,
Могла же так природа подвести.
Но этим носиком, получше чем «прибором»,
Девчонку можно до экстаза довести.
И можно от «лохани» отвернуться,
Плеваться, морщась, гадость бормотать,
Или к «котёнку» нежно прикоснуться,
Румяный «пирожочек» приласкать.
Боишься к лохмам «пальчиком» коснуться,
Что можно от «лахудры» ожидать…
Как здорово в колосья окунуться,
Губами зёрна спелые срывать.
Косишься с отвращеньем на «гудок»
И что-то шепчешь про баранов и коров,
Но с наслажденьем «персиковый сок»
По капельке ты слизывать готов.
Лежит как чушка, только что не хрюкает,
И вымя по постели раскидала,
Котёнок пухленький, прижалась и мяукает,
Ты вся моя, а мне тебя всё мало.
Какая ж это всё же благодать
Валяться на тебе, как на перине,
Душою необъятное объять,
Петь о клубничке, ягоде-малине.
Ведь можно тупо отыметь и отодрать,
Да так что не отмыться, не забыться,
Плеваться и кого-то проклинать,
И умереть, чтоб больше не родиться.
А можно взять да и отдаться целиком,
Дефектов никаких не замечая,
Назвать репейник аленьким цветком,
Ласкать, шепча: «любимая, родная».
Любая грязь лечебной может быть,
Если её разумно применить.
На полуслове песнь оборвалась
Позвольте мне, я кое-что опошлю,
Надеюсь, что Володя нас простит.
Он посещал и Францию, и Польшу,
Иранцами он тоже не забыт.
Объездил экзотические страны,
Залазил куда можно и нельзя,
В него влюблялись даже обезьяны,
И крокодилы набивалися в друзья.
Но он хотел единственную ту,
Которая как Фигаро металась,
Ей, примеряя мысленно фату,
Душа за нею в горы поднималась.
Рассудок потерял он и покой,
Подглядывал за нею из-за шторы.
Мечтал, как шаловливою рукой
Поднимется по ножкам, словно в горы.
Нырнёт под юбку, словно под лавину,
Провалится в загадочную трещину,
То Нину вспоминая, то Марину,
Он получал то плюху, то затрещину.
Возможно, повторился неумело я,
Но, думаю, народ меня поймёт.
Вернулась в терем скалолазка смелая
В надежде, что он всё-таки придёт.
А за окошком бесновались кошки,
И под гитару кто-то напевал,
Что лучше ножек могут быть лишь ножки,
Никто между которых не бывал.
«Как жаль, что я ему не отдалась» —
За белой скатертью сидит она в печали,
На