– Мы бы десантировали вас с оружием и взрывчаткой, если бы это было возможно.
Никогда еще я не слышал из уст Кондратьева столь неубедительной интонации. Вяло, лениво, заученно, словно непутевый ученик в сотый раз выдавал учителю одну и ту же придуманную причину невыученных уроков: я болел, у нас вырубили свет, я потерял дневник…
И смотрит, смотрит на меня, прожигает взглядом, слово хочет крикнуть: ну же, Андрей! ты понял, что я хочу тебе сказать? ты внимательно следишь за тем, что я тебе говорю?
Хрен поймешь этих фээсбэшников!! Говорят одно, другое на уме, третье в кармане, четвертое в рефлексах. Вот почему я никогда не отношусь к ним с доверием, хотя и работаю на них последние два года. Мне ближе по душе простые армейские командиры. У этих парней все четко и ясно, без недомолвок и намеков. Бить – значит бить, а не целовать.
Я всматривался в глаза Кондратьева до боли, но ничего в них не видел. Подмывало спросить открытым текстом, типа, Валера, я что-то не догоняю, говори прямо! Но, предупреждая меня, Кондратьев быстрым движением прижал палец к губам.
– Ну что? – со свежей интонацией громко спросил он. – Ты готов?
«Он боится прослушки», – понял я и, не думая больше о последствиях, не мучаясь вопросом, правильно ли я понял его мутные намеки, на одном дыхании произнес:
– Конечно, готов! А когда я отказывался послужить Родине?
По лицу полковника пробежала едва уловимая тень.
Кажется, я сказал что-то не то.
– Ну и замечательно, – пробормотал Кондратьев и ускоренной походкой двинулся к выходу из парка. – Замечательно…
Я поспешил за ним. Дождь усиливался. Теперь мои мысли были заняты вопросом, как я расскажу Миле о предстоящей «рыбалке». Дело в том, что завтра мы собирались на банкет в честь пятидесятилетия ее старшего брата Сергея. Уже подарок купили – какую-то нереальную космическую электрогитару, сверкающую лаком и неоновыми огнями. Миле придется идти одной.
Я заметил, что Кондратьев, идущий впереди меня, что-то нервно ищет в карманах, как будто сигареты. Но он никогда не курил.
– Замечательно, – бормотал он. – В шесть вечера за тобой заедет машина. «Хёндэ Туксан», номер – две шестерки девять. Твои бойцы уже ждут тебя в Чкаловском…
Он на ходу расстегивал верхние пуговицы плаща. Сунул руку в нагрудный карман… Я шел чуть сзади и не видел, что он оттуда достал. Ссутулил плечи, опустил голову… Казалось, что он, не останавливаясь, пытается собрать кубик Рубика.
На выходе из парка он резко остановился, повернулся ко мне. Я едва сдержал эмоции. Кондратьев смотрел на меня жестко и решительно.
– До встречи! – произнес он, протягивая мне руку. – Желаю удачи!
Пожимая его сухую, широкую ладонь, я почувствовал в ней скомканный обрывок бумаги. Принял его и сжал в кулаке. Что за конспирация?! Первый раз полковник так странно себя ведет!
Я