– Ишь, как корёжит…
Скор тоже глядел на стену и на поле, по которому они только что бежали, но не видел ничего.
– А ты бы тут не торчал, – не оборачиваясь, произнёс колдун. – Это ведь по твою душу анагос горит. Там сейчас любому смертынька уготована, но тебе и Бессону – особо. Бессон наколдовал, а твоя стрела супостата достала. А он, мерзавец, анагос на себя наложил, чтобы после смерти стократ сильней колдовать. И вся эта волшба уходит на то, чтобы убийцам отомстить.
Только теперь Скор понял, что происходит. Вроде бы бой кончился, народ от стены отошёл в тихую укромину, а глаза у волхвов как неживые, хотя сами колдуны сидят себе и беседуют как ни в чём не бывало. Но на самом деле они до сих пор бьются против убитого мага, спасают себя и своих товарищей от его мести. Один Бессон лежит, как неживой. Оно понятно, на него направлено главное зло. А что Скору этого зла не видать, так оно и к лучшему, спокойней спаться будет.
– Долго он горит, этот анагос? – рискнул спросить Скор.
– А то сам не знаешь? – Колдун отвечает как бы разумно, но в действительности его здесь нет, и слова звучат пустые. – Сказки-то слыхал, про предсмертную анагонию?
Ещё бы не слыхать?! Вох, колдунок, убитый злым Карлой, из-под камня могильного вышел, к обидчику явился, двери вышиб, запоры посбивал. Карла его мечом волшебным рубит, а колдунок ему говорит: «Ты, Карла, меня уже убил и больше ничего поделать не можешь, а я тебя в предсмертной анагонии на мелкие клочки порву». И сколько Карла ни сражался, а порвал его Вох и куски на восемь сторон раскидал. А сам домой вернулся и жил в предсмертной анагонии долго и счастливо.
А теперь сказочка обернулась к Скору, и не бабушкиной улыбкой, а волчьим оскалом. Раньше думалось как? Мол, словечко «анагония» – попорченное детским лепетом слово «агония» или «предсмертие». А оказывается, штука это и впрямь колдовская, и скоро от анагоса случится со Скором то же, что с Карлой в сказке. А злой имперянин проживёт в своей анагонии весь век сполна. Вот и думай, стоило ли тогда его убивать?
Ризорх вернулся на свой камешек, Скор, боясь отойти и остаться наедине с вражеской анагонией, последовал за ним. Тут в занятый колдовскими делами разум Ризорха проникло воспоминание о том, что он, не думая, сказал Скору, и старый колдун с той же напевной отрешённостью добавил:
– Ты не бойся. Анагония – это недолго. Пока у чародея кровь в жилах не остыла, он и мёртвый колдует. А как свернётся кровушка, тут и волшбе срок сворачиваться.
– А он нас за этот срок на куски не порвёт?
– Не… Одного бы порвал, а всех вместе не осилит. Сейчас ещё наши подойдут, утихомирим анагоса. Бить не будем. Что его бить, мёртвого? Успокоим, и пусть спит вместе со своими предками.
Так и вышло. Через час подошли те колдуны, что не участвовали в вылазке, а к вечеру следующего дня смертная напасть отступила. Появилась возможность отдышаться и глянуть по сторонам. Тут-то и оказалось, что славный город Лит этой ночью был взят