И если он сейчас заплакал, значит, он совершено измучен.
– Где болит сильнее всего?
Ей в лицо смотрели черные глаза с покрасневшими белками, словно в поисках ответа на вопрос, который он не решался задать. Между ними протянулись и сплелись нити доверия, добавляя мягкий пастельный оттенок в их гобелен.
Не говоря ни слова, он осторожно взял ее за руку и положил себе на сердце.
Кожа у него оказалась теплее, чем она ожидала. Жестче. Его пульс бился под ее ладонью в неровном и бешеном ритме, все еще ведя сражение, следы которого он тщательно стер с лица.
Он снова стал тем же стоиком, как и прежде, только собравшаяся на его черных как сажа ресницах влага все еще превращала их в мокрые пики.
Она понимала его.
Его сильное, молодое и мужественное тело невероятно быстро шло на поправку. Но есть ли лекарство от одинокого и разбитого сердца?
Лорелея не могла ни о чем думать.
Его веки, трепеща, опустились, скрывая озера слез. Она почувствовала, что, кто бы ни смотрел на нее из темноты… он что-то спрятал. Он крепко сжал кулаки, что-то зарывая в простыни. Тени играли на его челюсти, когда он отстранился, пытаясь овладеть собой.
Инстинкт нашептывал ей, что она должна здесь очень аккуратно выдержать золотую середину между состраданием и жалостью.
В импульсивном порыве она отвела руку, склонилась над ним и прижалась губами к его груди, чуть выше сердца.
Он напрягся. Замер. Ровно настолько, чтобы задержать вдох, пока она не отстранилась.
– Это я тоже исцелю, – пообещала она. И она была готова на все, чтобы придумать, как залатать его разбитое сердце.
Он широко раскрыл глаза и посмотрел на нее так, словно она только что забрала у него или, наоборот, вернула ему душу.
Она нервно облизнула губы. Они отдавали мылом, солью и… им.
В воздухе вновь что-то поменялось, на этот раз опасно, гнетя ее предчувствием чего-то неведомого и непонятного.
Лорелея постаралась не обращать внимания.
– Вас кто-то мучил… во сне… Вы узнали, кто?
Он покачал головой.
– Те люди… они… – Его дыхание снова участилось, лицо скривилось от отвращения.
– Что они?
Он вздрогнул.
– Неважно.
– Я могу чем-то помочь?
Она склонилась, чтобы снова положить ладонь ему на грудь. Холодный ночной воздух, грозно покалывавший ее сквозь тонкую ночную сорочку, напомнил ей о развязанных лентах, свободно свисавших с воротника.
Слезы на его глазах высохли почти мгновенно. Пот превратился в соль. А его взгляд…
Лорелея сглотнула, подумав о том, что до этого всегда считала черный цвет холодным.
Жгучее обсидиановое пламя заплясало в скудном свете ее фонаря.
– Идите.
Слово, казалось, сдавило ему дыхание, когда он оторвал ее ладони от своих запястий и грубо оттолкнул.
– Простите? – обхватила она руками себя.
– Ночью ко мне больше не приходите. Никогда.
Лорелея