– Ас чего бы им радоваться? – у Никиты, как всегда, нашлось возражение.
– Как с чего? Гость в дом – Бог в дом! Или ты имеешь чего-то поперёк батьки?
– Я имею желание смочить горло и приложиться к святыням, – Ники вытер пот со лба.
– Если бы ещё желание подкрепить возможностью…
– Чем бъзарить, лучше встаньте напротив храма, я вас зъпечатлею, – Вольдемар расчехлил своё незабвенное чудо техники и отсчитал дюжину шагов дистанции. Потом обратился к нашему незалэжному братишке с просьбой увековечить на память нас втроём.
Пока продолжалась фотосессия, на ступеньках неприметного крылечка показался тщедушный монах с рыжей бородкой – явно не грек – и жестом пригласил нас проследовать за ним. Расценив это как знак Божий, мы не стали кочевряжиться и тут же зашли в архондарик.
Вернее будет сказать, что мы перенеслись из века …надцатого в двадцать первый. И это не аллегория, это реальность. Монах привёл нас в залу, представлявшую из себя гремучую смесь туннеля с турецким ресторанчиком. Полукруглый выбеленный свод разрезали несколько окон, вдоль стен расположились узкие топчаны, посреди комнаты стояли низкие столы, а также несколько изящных деревянных стульчиков, на которых восседали немногочисленные гости монастыря. Посреди комнаты на полу был выложен причудливый мозаичный узор.
За барной стойкой на высоком постаменте сидел коренастый чернобровый монах и на непонятном языке – не похоже, чтобы греческом, хотя… кто знает? – бойко руководил своими помощниками, которые подносили гостям традиционное афонское угощение. Запах крепкого кофе аж защекотал нос, а усиливаемый акустикой галдёж резко ударил по ушам.
Монах жестом указал нам на свободный столик, за который мы присели, «включив» ожидание. Было немного душновато, поэтому вскоре нам захотелось обратно на свежий воздух, но игнорировать законы гостеприимства зѣло недостойно для христианина. К тому же терпение есть Царствие Божие, куда мы, собственно говоря, и стремимся всей душой.
– Что-то мне не по душе здешний режим, – промолвил ВПС, при этом сладко зевнув.
– Режим – не червонец, чтобы всем нравиться, – возразил Никита, бросив взгляд на часы.
– Оно понятно, что характерно. Но с точки зрения банальной эрудиции…
Азъ нетерпеливый не успел развить свою мысль, понеже нарисовался наш знакомый монах с подносом, на котором стояло «всего по четыре» и вазочка с лукумом. Инок расставил угощение на столике, что-то промолвил по-гречески – наверное, пожелал приятного отдыха – и безшумно удалился. После этого продолжать свою мысль не было никакой необходимости.
– Интересно, у соседей рюмашек нет, – заметил азъ наблюдательный. – Либо они сидят здесь со времени обретения Грецией независимости, либо ракию подают только нашим соотечественникам. Вот загадка не для средних умов: как всё-таки они нас распознают?
– Я так думаю,