Как правило, записи вносились в дневник каждый день (иногда по несколько раз в течение дня), художник моментально фиксировал произошедшее. Реже Сомов записывал задним числом, восстанавливая событиями по памяти, – на это указывают вставки, расположенные в тексте записей за следующие дни. Терпеливый и настойчивый художник, Сомов проявлял те же качества в дневниковой прозе, аккуратно запечатлевая прошедшее с ним, – многодневные пропуски крайне редки, да и они относятся преимущественно к далеко не всегда богатой на события жизни в провинциальном Гранвилье. Сперва Сомов создавал черновые варианты записей, а затем, несколько лет спустя, перечитывал и переписывал их для подготовки чистового текста[207]. Черновики, возможно, уничтожались самим Сомовым сразу после завершения работы над чистовиком – лишь запись от 10 декабря 1929 г. сохранилась в двух незначительно разнящихся вариантах. Это обстоятельство заставляет предположить то, что Сомова в целом устраивал текст черновых записей, он считал их завершенными.
Художник сам объяснял особенности подготовки окончательной редакции: «Стал переписывать первую тетрадь дневника – отъезд из П[етербурга], Москву, Ригу – в новую тетрадь, дополняя то, что сохранилось в памяти, – но немного – и исправляя слишком корявые фразы»[208], – и: «…переписывал из первой тетради дневников в новую тетрадь, кое-что добавляя»[209]; «Переписывал в дневник мое летнее пребывание [у Нольде], записанное на клочках бумаги и кое-как, надо его привести в порядок»[210] и т. д. Таким образом, автор лишь приводил в порядок и дополнял черновики, а не сокращал и не цензурировал их. Кроме того, в дни написания писем сестре Сомов оставлял на полях дневника буквы «А» (т. е. «Анюта»), что указывает на упорядочение художником своего архива для будущей публикации. Эти и другие моменты указывают на то, что Сомов сознательно готовил к изданию свое литературное наследие и имел представление о том, как оно должно быть представлено.
Характерная особенность записей Сомова – их откровенность, детальное описание многочисленных любовных сцен. Автор часто передавал их на каком-либо из известных ему иностранных языков: французском, английском, немецком, испанском или итальянском. При этом, кроме французского, Сомов не знал никакой из этих языков в совершенстве, что зачастую затрудняет понимание текста.
В переписанных, чистовых записях художник применял еще и несложный шифр подстановки – шифр простой замены, точнее, так называемый «шифр Цезаря». Такой