Далее – по воле Атума – Солнце уходило на ночной покой. Последние лучи света робко проникали через специальное отверстие, мастерски изображенное над статуями Ра и Атума. Но вот световой поток снова набирал силу и устремлялся прямо на алтарь, на котором уже в изобилии лежали овощи, фрукты, дичь и цветы, загодя приготовленные служителями храма.
Лучи заходящего солнца озарили увенчанную клафтом с уреей голову демиурга, и золотой священный анх, олицетворяющий вечность и расположенный прямо над уреей, начал переливаться отраженным светом…
Аменхотеп, сжимая в правой руке кадильницу с благовониями, приблизился к алтарю. В такие моменты он особенно остро ощущал свое божественное предназначение: его переполняли безмерная гордость и осознание того, что этот всесильный и почитаемый соотечественниками демиург, творец всего сущего на древней Египетской земле Та-Кемет, – его прародитель.
Тея и ее дочери взяли в руки систры – бубенцы в виде металлических ободков – и принялись заученно бряцать ими в такт музыке (музыканты, расположившиеся в специально отведенной для них нише, сразу по прибытии солнцеподобного семейства заиграли на арфах, флейтах и лютнях).
Главная храмовая певица Тахем-эн-Мут, приблизившись к изваянию Атума, встала рядом с фараоном и бросила на него вопросительный взгляд. И стоило только Аменхотепу несколько раз качнуть кадильницей, как аромат экзотических благовоний тотчас распространился по храмовому залу.
– О, Атум, давший нам жизнь! – произнесла нараспев Тахем-эн-Мут, и жены советников, во главе с Теей и ее дочерьми, дружно подхватили текст молитвы в такт музыке: – Ты прекрасен и велик, блестящ и высок над каждой страной! Твои лучи ласкают землю…
И тут же по залу храма разнесся зычный голос фараона:
– Я – Атум, существующий и единый. Я – Ра в его первом восходе. Я – великий бог, создавший себя сам. Я был вчера; я знаю завтрашний день.
Женщины еще энергичнее затрясли систрами в такт священной музыке, а жрецы и мужчины-придворные, увидев в правящем фараоне чудесное перевоплощение в могущественного демиурга, пали перед Аменхотепом ниц.
Спустя какое-то время к Аменхотепу приблизился Ранеб – Верховный жрец храма и всего Инебу-Хеджа.
– Прошу вас, о наше новое