И я шлёпнулся в мокрую и холодную грязь. И в боль. Теперь это была именно боль. Всё моё тело болело, было мокрым, холодным и грязным, голова раскалывалась, а кроме того, меня шлёпала по щекам, пытаясь привести в сознание, мокрая и перепуганная Марина.
Гроза уже громыхала в стороне, но ливень даже не думал стихать. И сквозь шум падающей воды я слышал её голос:
– Андрей! Очнись! Андрюша!
И опять пощёчина.
– Перестань меня лупить, – простонал я. – И так всё болит…
– Ой, ну наконец-то! – обрадовалась девушка. – Я же чувствую, что живой, пульс есть, а поднять тебя не могу. Надо перебраться в дом, хоть как-то, нельзя столько времени под дождём… Скорую уже вызвала, но они сюда пока доедут…
Она вцепилась в мою руку, за другую меня схватила Демьяновна, которая, оказалось, тоже тут была, но попытка переместить моё тело даже по скользкой грязи опять не удалась. Мало того, Марина сама поскользнулась, и раскисшая почва, обдав моё лицо грязными брызгами, чавкнула под её телом. Мне показалось, что она заплакала от досады.
– Погодите, я сам попробую, – выдавил я.
С трудом перевернулся на живот, но встать на ноги так и не смог. Сил не хватало, но хуже было то, что тело не слушалось. Я всё время заваливался набок. Пришлось ползком – по грязи, как какой-нибудь голливудский диверсант на боевом задании. Марина с Демьяновной опять ухватили меня подмышки и дело сдвинулось с мёртвой точки. Вскоре я уже на четвереньках вполз на веранду, а там, стащив с меня мокрые и грязные тряпки, обтёрли насухо и положили на старый диван, наскоро застеленный покрывалом. Марина растирала моё тело, причиняя ещё большую боль, Демьяновна по её команде наполнила кипятком пластиковые бутылки, сколько нашлось их в доме, и практически обложила меня ими со всех сторон, накрыв тёплым ватным одеялом. После чего ушла готовить для меня какие-то настойки. А Марина, переодевшись в сухой халат, села на табуретку рядом с диваном.
– Тебе очень больно? – спросила она дрожащим голосом. – Голова болит? Тошнит? Видишь хорошо? А слышишь?
Я был тронут её состраданием и заботой и даже не знал, как выразить благодарность. Больно-то больно, но не хватало ещё, чтобы она тут разревелась.
– Терпимо, – еле выдавил я. – Вижу хорошо. Хотя очки я там потерял. Ты не находила? Хана, значит, им. А в целом, бывало и хуже.
– Да куда уж хуже! – девушка посмотрела на меня так, будто я сказал какую-то глупость. – Я так перепугалась! Думала, что уже не вернёшься. А у тебя что, раньше бывали такие ситуации?
– Ага. Десять лет назад меня машина сбила. Чуть было не сдох. В ноге до сих пор штырь железный.
– Как до сих пор?! – удивилась она. – А почему сразу не удалили?
– Да нет, это мне врачи сами загнали его в кость, чтобы срослось. Потом должны были вынуть, а я не пошёл. Неохота было опять на операцию.
Так мы разговаривали, и я всерьёз отвечал на её наивные вопросы, пока не подумал, что Марина просто