затем промчались над островом Ёыйдо, над белыми правительственными зданиями, над парками, где воскресными днями старички гуляют со своими внуками, потом резко взяли в сторону, и вот они уже пролетают над мостом Сеоган с бегущими по нему миллионами машин, похожих на вереницы насекомых. Голуби не останавливаются там, пролетают над утиным островом, затем возвращаются назад, летят сначала вдоль реки, потом вдоль канала в квартал Мёндон, над отелем «Савой», где улицы забиты пробками, а в переулках еще темно. Потом они пролетают мимо большой горы; Бриллиантик, может, и рада была бы остановиться на минутку среди растущих на склонах горы сосен, ей нравится запах хвои, ей хотелось бы, чтобы Черный Дракон решился однажды свить гнездо, но тот быстро-быстро машет крыльями, выписывая длинную дугу в сторону Чонногу, к небоскребу книжного магазина «Кёбо мунго»
[12]. Потом уже вместе они летят в сторону улицы Инсадон
[13], затем к парку дворца Чхангёнгун
[14], над Тайным садом, вода в прудах искрится на солнце, в воздухе стоит аромат деревьев, цветов, ветер с гор отбрасывает птиц назад, но вот они уже летят над рынком Тондемун
[15], парком Самчхон, и господин Чо, стоя на пыльной крыше, представляет себе, что они сейчас видят: традиционные крыши, покрытые сверкающей на солнце глазурованной черепицей, сады, квадратные дворики. Затем птицы возвращаются к дворцу Кёнбоккун
[16], к вокзалу и вслед за заходящим солнцем спускаются ниже: день кончается, они устали так долго летать, еще раз описывают круг, облетая здание концерна «Самсунг», и речной, а может быть, солнечный ветер относит их к высокой башне, притулившейся у холма Дракона, к плоской крыше, на которой ждет их господин Чо.
Когда я перечисляла названия мест, на лице Саломеи читалось возбуждение, она закрывала глаза и парила в воздухе вместе с парой голубей, перелетала от улицы к улице, вдыхала речной воздух, слушала разноголосый гул автомобилей, грузовиков, автобусов, металлический лязг несущегося по рельсам поезда неподалеку от вокзала Синчон.
Некоторые названия я придумала: Сонси, Мьёнгжу, Чёнган, Пьёлхэ, Парамгеби, Токхё, Хонгро…
Они ничего не означали, но Саломея верила, что они настоящие. Ее бледные руки впивались в подлокотники кресла, как будто оно вот-вот взлетит, как будто она уже парит под облаками…
Но вот Саломея чуть сползла по спинке своего кресла-каталки, ее закрытые глаза голубеют сквозь белизну век: уснула. Потихоньку, стараясь не шуметь, я встала, взяла конверт с моим именем: БИТНА, надписанным крупными неровными буквами, и вложенными в него пятьюдесятью тысячами вон. Затем толкнула дверь квартиры и вышла на улицу.
* * * Дома в это время дела шли хуже и хуже. Скандалы участились, во многом оттого, что моя дорогая сестра, прелестная Пак Хва, стала по вечерам выходить в свет, встречаться с мальчиками, короче, начала вести рассеянный образ жизни.
«У тебя же есть жизненный опыт, – говорила мне тетушка (что за опыт имела она в виду – не
