Во, точно – бандиты! Вот оно словцо, наконец выскочило. Мафия, мать иху! Заполонили весь город, всю Россию-матушку! Пидоры!.. Во, привязалось словечко! Хотя, правильно: жирного можно Пидором называть, парнишку – Поэтом, наверняка ведь стишки пишет. А этого, главного – Чурбан, и точка. Хотя, стоп, может, он – болгарин? Чего это «Плиска» да «Чио-Чио-Сан» кругом?
Мысли уже завихрились. Что-то надо сделать срочное… А! Игорь хлебнул ещё добрый глоток «Плисочки», выкарабкалсяиз раскладушки, обошёл камеру по периметру, заглянул под столбики-подпорки. Этой – как её? – параши нигде не видать. А поджимает уже – ну! Тэк-с, тэк-с… Говорят, голь на выдумки хитра. Игорь покопался в коробках, узрел знакомую этикетку на жестяных банках – растворимый кофе в гранулах. Вспорол упаковку, выудил одну банку, вскрыл. Затем, вынув ещё несколько банок, рассыпал по дну коробки заморский крупнозернистый порошок… Через пару минут всё уже было сделано и – шито-крыто. Вот как ынтыллихенция поступает, когда её прижмут и прижмёт!
Пока Игорь сосредоточенно и увлечённо отдавал дань природе, шум наверху усилился. И вдруг – истошный вскрик. Игорь на полпути к раскладушке замер, вслушался. Что-то зло заорал жирный – своё «пидор!», наверное. Что-то грохнуло, и опять – вскрик-стон. Так жалобно и бесстыдно кричат слабые духом люди от невыносимой физической боли. Мамочка моя! Что это там происходит? Кого убивают, что ли? Спина покрылась испариной. Текло обильно и по лицу. То ли в бункере жарко, то ли страшно аж жуть. Он вытер лицо отвоёванным платком, кинулся к спасительной бутылке, хлебнул. Оставалось уже на донышке. Новый стон-вскрик сверху. Игорь вздрогнул. А может, это они комедь ломают – испытывают его, запугивают?
И как же бы, в самом деле, испугаться наконец всерьёз? Уже понятно: его приняли или за своего, но из другой партии, или за мента. Он – ни тот и ни другой: чего ж бояться-то? Чёрт возьми, и надо же было с этим дурацким «Зенитом» вылезти! Правдоискатель хренов!.. А чёрт с вами со всеми – жрать хочется!
По традиции, обильно опохмелившись, Игорь ощутил обвал зверского голода. Он с треском расчехлил толстую импортную шоколадку – французская вроде, «Принцедор», – вонзил в неё зубы. И тут сквозь перекрытия ввинтился женский крик-визг, но не жертвы – палача: угрожающий, злобный, безжалостный. И вслед – мужской крик боли. Ого, это что-то новенькое… А ну их!
Привычный туман уже плотно укутывал мозги. Чувства притуплялись-тупились всё больше. Игорь дожевал шоколадину, выцедил остатний коньяк, пустую стеклотару запихал поглубже под раскладушку, скинул туфли, пристроил очки в изголовье, подвесил на пружинку, и с облегчением растянулся во весь рост. Раскладушечка-душечка – дело привычное. Он, по-покойницки скрестив руки на груди, сразу отключился, в момент отправился на экскурсию в царство покоя,