Ласточка не обратила на его слова никакого внимания. Она перекинула утопленника через колено и резко, энергично нажала на его спину.
– Да брось ты, – увещевал Нин. – Ясно же, что мертвый. Вон, видишь, у него и голова разбита. Небось ударился в воде обо что-то, потому и утоп.
Разбитую голову видел и Лан. И понимал, что так удариться головой самому невозможно. Этого человека ударили по голове. Так что утонул он не сам. Ему в этом помогли.
Дело выходило до крайности скверное. Не просто утопленник – убитый!
Додумать эту мысль до конца Лан не успел – потому что изо рта утопленника хлынула мутная розоватая вода и послышался короткий рваный кашель.
– Счастлив твой бог, Забияка! – выдохнул Лан, не веря своим глазам.
Но поверить пришлось. Выловленный из реки был еще жив – и Лан даже представить себе не хотел, что бы случилось, вздумай он тащить его багром, как мертвого.
– Клади его сюда! – Лан помог Ласточке осторожно положить тело на парапет. – Ничего, дружок… сейчас ты у нас дышать будешь… ты даже и знать не знаешь, как ты сейчас будешь дышать… со всем усердием будешь… руку ему под голову клади, а другую на лоб, да – вот так… а вы что стоите, как приколоченные?! А ну, живо – Нин за квартальным лекарем, Гань в следственную управу, бегом! И чтобы одна нога здесь, другая там!
Когда за его спиной раздался топот бегущих ног, Лан даже не обернулся. Он ритмично нажимал на грудину спасенного обеими руками, как бы сбрасывая в эти резкие нажатия весь вес своего сильного тела, то и дело прикладываясь ко рту бедолаги, чтобы вдохнуть в него воздух.
– Дыши… – время от времени бормотал Лан, сам не замечая того. – Дыши, кому сказано… убью!.. дыши, зараза!..
Колокол Храмовой башни отзванивал начало часа Волка.
– Да-ни!
И тебе привет, дружище. Как дела, как жизнь?
– Данн-ни, Данн-нни, Даанн-нни!
Да что ты? Быть не может!
– Даанн-ннии!
Спасибо на добром слове. И тебе того же.
Долгий отзвук последнего, пятого удара, плыл в воздухе, медленно растворяясь в жарких солнечных лучах.
Вот так и сходят с ума.
Когда начинают с храмовым колоколом разговоры разговаривать.
Но с кем еще может поговорить Дани Ночной Ветер?
Тому, кто заключен под домашний арест, видеться с людьми запрещено.
Стража, стоящая караулом возле дома, как бы не в счет, ведь именно эти люди трижды в день приносят арестованному еду. Но и с ними раговаривать нельзя. Иногда кажется, что никаких караульных нет и вовсе, а еда возникает потому, что трижды в день в дом являются бессловесные призраки.
Хотя нет… наверное, все-таки призрак – он сам. Потому он и не может поболтать с охраной. Они его просто-напросто не услышат. Им нельзя его слышать.
Вот и выходит, что одному только колоколу есть до него дело. Всеми остальными он забыт так прочно, как если бы его никогда не существовало. И пока следствие не завершится, Дани все равно что нет на этом свете. Его даже для