Потом на его счастье в один прекрасный день – это было, скорее всего, во вторник на пасхальной неделе – к нему поднялись четверо батраков с низины, из Грюйэра, которые хотели, как повелось, сдать крестьянину Бошунгу целое стадо скота на летний выпас. Они не могли знать, что крестьянин Бошунг помер несколько месяцев тому назад. Якоб тоже не стал им перечить, а представился тем, кем и был: старшим сыном Бошунга. Батраков это сведение устроило, они передали ему скотину и ушли к себе в низину до осени.
Стадо состояло из тридцати одной молочной коровы и девятнадцати телят. Так Якоб на всё лето был обеспечен молоком и сливками, а также занят по горло. От своего отца он научился перерабатывать молоко в масло и сыр, а мать показала ему, как заготавливать на зиму дикую малину, ежевику и бузину. Ночами он время от времени спускался в долину и воровал картошку на отдалённых огородах; он выдёргивал лишь отдельные кусты в середине поля, чтобы воровство не бросалось в глаза. Осенью батраки вернулись и забрали коров. И тогда Якоб однажды утром обнаружил на стропилах своей хижины тщательно завёрнутый в промасленную тряпку французский мушкет, который там припрятал, должно быть, какой-то его браконьерствующий предок; там же был и свёрток с чёрным порохом и мешочек со свинцовыми пулями и пыжами. Он разобрался со способом их применения, сделал несколько тренировочных выстрелов и уже скоро уложил свою первую серну. Так он довольно сытно перезимовал, а когда весна опять вернулась и снег растаял… Ты уже спишь?
– Нет.
– Якоб живёт совсем один на своих высокогорных пастбищах. Летом он при своих коровах: по утрам и вечерам доит их и делает из молока сыр. Он гоняет их пастись на самые сочные луга и выставляет им цельный камень соли, который они любят лизать, а чтобы защитить их от слепней, разжигает дымные костры из сырого сена. Если к стаду приближается волк или медведь, он прогоняет их палкой, а если телёнок невзначай забьётся в скалы, он выносит его на своих сильных руках назад на пастбище. Если корова съест какую-нибудь вредную траву и сляжет со вздутым брюхом, Якоб прокалывает ей бок своим ножом, и корова доверчиво это сносит и после наступившего облегчения благодарно лижет ему руку своим шершавым языком.
Ночами одиночество закрадывается ему во внутренности вместе со страхом, что в темноте к нему может подобраться дикий зверь. Вдали иногда слышится визг и скрежет ледника, скользящего своими массами по камням; иногда это воспринимается на слух как детский плач, иногда как жалоба старухи – и пробирает Якоба до мозга костей. В такие ночи он ищет утешения и защиты в тепле под боком у коров, укладываясь спать среди них, и поёт им песню, и коровы принимают его, словно телёнка, и следят за тем, чтобы невзначай не задавить его во сне. И тогда ничего не слышно, кроме пыхтения коров и сердцебиения Якоба.