Телепнев еще рассчитывал, что после похорон Елены он сможет бороться за удержание власти и право опеки над великим князем. Иоанна, во имя его безопасности, старался всегда брать с собой.
Вот и в очередное утро, взяв мальчика за руку, вышел с ним во двор, направляясь к приготовленному им возку – собирались на молитву в Сергиеву обитель. Иоанн замкнулся после смерти Елены, и Телепнев все пытался поддержать его:
– А потом, Ванюша, мы на охоту с тобой поедем, да? На рысь пойдем. Знаешь, какова она, эта рысь? На деревьях живет, а вместо ушей кисти у нее. Опасный зверь!
Два богатыря появились в воротах, встали, сложив руки на груди, перегородив дорогу. Телепнев остановился, обернулся – сзади появились еще двое. Медленно он отпустил руку Иоанна и сказал ему:
– Ты пойди к Аграфене, а я после вернусь за тобою. Иди, Ванюша, иди.
Вот и сам ребенок, почуяв неладное, попятился назад, не отрывая испуганного взгляда с этих детин, что приближались к Телепневу. Не успел он вырвать из ножен саблю, как был свален страшным ударом в челюсть, другой здоровяк ударил его, упавшего на колени, ногой в лицо, от чего со звуком рассыпанных бус на землю вылетели зубы, и тут же хлынула кровь. Телепнев, лежа на животе, с усилием потянулся к упавшей сабле, но один из богатырей наступил на нее, а другой принялся со всей силы втаптывать голову Телепнева в землю и выбил ему глаз.
И все это на глазах маленького Иоанна. Его тело сковала какая-то истома, он даже не мог пошевелиться от страха, лишь беспомощно мычал, давясь слезами. Видел, как вышли откуда-то двое бояр: это были Василий Немой и его брат Иван Шуйский, оба в длиннополых кафтанах, перевязанных кушаками, остроносые сапоги все камнями ушиты. Эти два брата мало походили друг на друга. Василий Васильевич был крупным, с большим животом, пышная пепельного цвета борода аккуратно расчесана и уложена; Иван Васильевич же был высок и сухощав, с выпирающим кадыком на длинной жилистой шее, и борода была его светлой, короткой и острой.
К тому мгновению Телепнев уже лежал недвижно, уткнувшись лицом в лужу черной крови, и Василий Немой остановил его избиение, властно подняв руку.
– Господи, что делается! Ваня! – послышался крик выбежавшей во двор Аграфены. Было неясно, к кому она обращалась: к воспитаннику или к едва живому брату, коего два здоровяка уже утаскивали со двора. Иоанн стоял и вглядывался с ужасом в лицо Телепнева, превратившееся в кровавое месиво, смотрел на лужу крови, оставшуюся после него, на его безжизненно влачившиеся по земле ноги в великолепных сапогах. Аграфена бежала к мальчику, на ходу надевая на голову плат. Она схватила мальчика за руку, начала уводить в терем, причитая, плача и приговаривая:
– Звери! Что делают, нелюди, Господи!
Иоанн, уходя, обернулся и увидел, что Шуйские стоят на месте, пристально глядя мальчику вслед, и взгляд их еще долго оставался в его памяти и даже снился в глубоком сне, вызванном травным отваром Аграфены. И успокаивающий