И он кивнул головой на урок, и все мычанием, легкими жестами, морганием и молчанием подтвердили правильность слов своего пахана: ничего он не берет себе, и перо его золотое, и отмычки работают для всех.
Зуек растерялся. Глаза его потускнели, как от страданья, так все на лице его было ясно и всем понятно: все это так и не так. Но сказать никто больше ничего не захотел, и наступило то молчание, когда каждый вспомнил в себе такого же мальчика и каждому захотелось вернуться туда, в свое детство, и понять, почему он пошел по какой-то кривой дороге и путь свой истинный, прямой теперь навсегда потерял.
Тогда весь заросший волосами с одним только красненьким носиком на всем волосатом лице, с глубоко запавшими голубыми глазами-щелочками бродяга Куприяныч склонился к мальчику и шепнул ему на ухо:
– Милок! Не слушай ты никого. Иди сейчас потихоньку со мной.
Очень приятными и близкими для Зуйка были слова Куприяныча после трудных рассказов о вечном рубле. И он быстро встал и доверчиво пошел за бродягой к далеким нарам на вторых мостках.
Устроившись на ночлег рядом со своим маленьким другом, Куприяныч сказал:
– Я тебе, милок, говорил, у меня есть птичка, и я ее слушаю. Люди говорят все по-разному, всех не переслушаешь и ничего не найдешь. А ты гляди только на меня, когда птичка позовет – я тебе скажу, и мы с тобой от них уйдем, никого не слушайся, гляди на меня.
– Птичка! – сказал Зуек. – Это самая та, Пикалка? Тебе на работе помогает?
– Нет, – ответил Куприяныч, – это птица желна, и ты ее знаешь.
– Желна, – вспомнил Зуек, – черная птица с красной головой?
– Вот, вот, та самая птица с огненной головой, летает после пожаров на гарях от одного черного дерева к другому, долбит.
– И кричит, – вспомнил Зуек, – на весь свет на лету часто, а когда на сучок сядет, то: «пить-пить-пить…»
– Не «пить-пить», – ответил Куприяныч, – а «плыть-плыть»! И то не всегда, а только ранней весной перед водой: это слышит и понимает каждый бродяга. Вот и мы, когда желна к весне закричит свое «плыть-плыть», мы тоже с тобой поплывем.
Так и уснул Зуек под уговоры Куприяныча, и спать бы ему так до утра. Но когда разошлись тучи, на небо вышла зеленая луна, и свет ее вошел во все окна барака спящих каналоармейцев. Мы не знаем, как лунный свет забирается в душу людей, но только многие в этих лучах нашли у себя в голове какие-то мысли и, обдумывая, открыли глаза. Лунный свет нащупал и в Зуйке место, пронзенное обидой и закрытое на время рассказом о вечном рубле, золотом пере и волшебной шкатулочке. Обида развернулась, как глубокая душевная рана с невозможностью возвращения к прежнему. Лунный свет охватил кругом маленькую человеческую головку Зуйка, и она открыла глаза с определенным, рожденным острой болью вопросом: «Как же быть?»
Только-только определился было вопрос, как перед открытыми глазами у окна показалась залитая лунным светом бритая голова человека с маленькой бородкой. Маленькие