Сталин, Иван Грозный и другие. Б. С. Илизаров

разным причинам, но ни тот, ни другой художник не смог удовлетворить псевдоисторические запросы вождя. В свое время Сталин прочитал с карандашом в руке искусный киносценарий Эйзенштейна и слабую пьесу Толстого, сделал умозаключения, но конечным результатом остался все же недоволен, что особенно плачевно сказалось на судьбе второй части кинофильма. Сергей Эйзенштейн, увлекшись трагической раздвоенностью вылепленного им образа царя и мрачным, но романтическим колоритом эпохи, не подозревая того, не позволил Сталину спроецировать этот образ на самого себя и свое время. Несмотря на искренние старания режиссера, Сталин так и не узнал себя в «гамлетовских» метаниях Грозного, а преданных наркомов и охранников НКВД не разглядел в кинематографических образах Малюты Скуратова, отца и сына Басмановых, беснующихся в дикой пляске в «ку-клукс-клановских» балахонах (характеристика Сталина) отборных опричников. Так считалось до сих пор благодаря стараниям историков кино и искусствоведов. Однако в этой книге я не только представил целый пласт ранее не исследованных архивных документов, но и позволил себе предложить новое прочтение документов известных и опубликованных, а также дать новую интерпретацию, казалось бы, хорошо освещенным событиям.

      Несмотря на искренние старания, с удовольствием приспособившийся к советским реалиям уже не молодой и больной Алексей Николаевич Толстой так и не сумел даже минимально овладеть историческим материалом или хотя бы искусно состыковать дух столь различных исторических эпох: Сталина и Грозного. В значительно большей степени Сталин был удовлетворен произведениями писателей и драматургов среднего калибра (В. Костылев, В. Соловьев и др.), которые с чуткостью отозвались на запросы вождя, за что и были вознаграждены разными премиями. Крупнейшие советские историки первой половины ХХ в.: С.В. Бахрушин, И.И. Смирнов и др., каждый на свой манер, также приняли самое непосредственное участие в переосмыслении эпохи Ивана Грозного, его деяний и злодеяний, пусть, как и все, они делали это под сильным давлением. Лишь один выдающийся историк, живший в ту же эпоху, С.Б. Веселовский, не назвал черное белым, а царя-изверга – великим государственным деятелем.

      Так, под видом политической целесообразности, сталинская власть при помощи известных деятелей культуры и науки, опираясь на искусно препарированные ими исторические образы, освобождалась от общечеловеческих моральных ограничителей и ценностей. Об этом и пойдет речь в этой книге. В ней не только развернута картина того, что схематично изложено в «Предуведомлении», но и сделана очередная попытка заглянуть на доступную глубину в тайники таких разных человеческих душ, живших и творивших в первой половине ХХ в. Первый раз я предпринял похожую попытку в книге «Тайная жизнь Сталина», вышедшей в 2002 г., второй – в 2012 г. в исследовании «Почетный академик И.В. Сталин и академик Н.Я. Марр»[3]. Здесь же, в третьей и наиболее ответственной для меня книге, «сошлись» два самых мрачных