Александр оказался в небольшой каюте, превзошедшей все ожидания. Осознание скорого обладания уютом захлестнуло его. Не в силах скрыть радость, выдохнул:
«Ох-х… вот это каюта!..» Андропов заметил робкое замешательство соседа и покровительственно улыбнулся, вспомнив свой первый приход. Мирков скинул мешок, разглядывал нехитрое убранство каюты. Видел узкий одежный шкафчик, поднятую над головой деревянную койку, под ней небольшой кожаный диванчик с привинченным к переборке маленьким сейфом; большой уютный деревянный стол с выдвижными ящичками, а над ним единственный иллюминатор; на свободном месте теснились два железных стула, прямо у двери сверкал большим зеркалом умывальник – все было подарком судьбы и радовало нового хозяина.
Андропов устало присел на стул.
– Покуда не перепишут документы на тебя, будешь жить со всеми в кубрике.
– А здесь нельзя? – огорчился Александр.
– Нет, – отрезал старший по службе. – Пока все документы на мне, а значит, и ответственность вся на мне, да и командир на это не пойдет. Ничего в этом нет страшного – можно немного потерпеть. А как только перепишут, я сразу освобожу место. Только мои вещи здесь будут, а то там воруют.
– А так нельзя? – умолял Александр, желая остаться.
– Нет, нельзя. И никто тебе этого не разрешит. Здесь главное – документы.
Прозвенел звонок. Андропов отворил дверь, увидел приятеля-матроса в новой аккуратной робе, что удивило Александра, большей частью видевшего грязные поношенные одежды. То, что потом произошло, поразило его до глубины души.
– Чего тебе, Саня? – мягко поинтересовался Андропов.
– Шура, дай бушлат твоего молодого, – невозмутимо попросил приятель, демонстративно игнорируя присутствие Миркова.
– Бушлат? Сейчас, – спокойно согласился Андропов, и тут же безропотно протянул руку к шкафчику, в который Александр только что повесил свои вещи.
Андропов испытывал неловкость, но больше боялся скомпрометировать себя в глазах однопризывника, дух коллективного произвола возобладал над доводами рассудка.
– А то сам знаешь, скоро домой, а у меня бушлат старый, даже в увольнение стыдно пойти. У меня был собственный, так когда еще «карасем» был, «годки» отобрали, а свое подсунули.
Мирков хотел было решительно отказать, но превозмог себя, понимая, что негоже с первого дня восстанавливать против себя «годков». Только и осталось, сгорая от стыда, наблюдать, как его бушлат перекочевывает на хилые плечики наглого гостя. Бушлат оказался не только великоват, но и широк, что, впрочем, не смутило наглеца.
– Ну, это я отрежу, – заметил он о старшинских галунах, одернул полы. Андропов любезно заметил, что бушлат великоват.
– Да нет, все нормалек, – успокоил себя матрос, увлеченный примеркой. Андропов