Трудно сказать, что пережила мать, когда они подъехали к станции Усмань. Здесь их пути с попутчицей разошлись. Встретились они случайно через 27 лет.
В 1958 году мама поехала в очередной раз к тете Поле. И в Усмани, на ярмарке встретила эту женщину, и, конечно, она зазвала маму к себе домой. Разговору их не было конца. А в это время парень лет 20-ти входил и выходил из дома, хлопоча по хозяйству. Он называл женщину «мама». По возрасту он не годился ей в сыновья. И на сей вопрос она услышала следующий рассказ.
После отъезда своей жены, ее ссыльный муж постоянно переписывался с ней, узнавал о детях, давал советы. Он писал письма своим родным, чтобы они помогли его жене устроиться в Усмани. И родные приняли ее с семьей, построили им вот этот дом, и здесь она вырастила детей. Теперь дети живут уже отдельно, но ей хорошо помогают. В 1936 году муж написал, что женился. Он уже не мог больше переносить одиночество и женился на ссыльной, потерявшей в ссылке и мужа, и детей. Она знала эту женщину. И она написала им письмо, где радовалась за них и желала счастья. Началась война. Муж погиб на фронте, а его жена умерла. Мальчик, их сын, жил с кем-то из ссыльных. Они и написали женщине о нем. Она, ни минуты не мешкая, поехала с сыном и привезла мальчика домой. «Вот он и живет со мной, мой сыночек. Меня он сразу, еще в поезде, стал звать мамой. А как его любят братья и сестры! Умница такой, деловой, весь в отца», – рассказала она.
Теперь от Усмани надо было добираться до деревни. Никакой подводы не было, и они пошли через весь город пешком в деревню. Надо было проходить через базар, и маму удивило, что на базаре почти никого нет. Только два продавца – один с буханкой хлеба, у второго – соленые прошлогодние огурцы. Мама купила хлеба, и они его весь тут же съели. До деревни их обогнали две подводы, не остановившиеся подвезти их. И только мужик на третьей подводе посадил их и довез почти до места, а сам поехал дальше. Деревня была темная, еле пробивался свет настольных коптилок. Они прошли до свекрови весь переулок и не увидели в домах ни одной настольной лампы, и ниоткуда не было слышно человеческого голоса. Даже