– Марфуш, а ты правда выйдешь за сопливого?
– Не рви ты мне сердце. Лучше придумай, как спастись от ирода.
– Что придумать, зорька моя ясная? Ведаешь, если и пойду к твоему батьке, то ничегошеньки из этого не выйдет. Он иначе, как голытьбой, нашу семью никак не зовёт.
– Так ты, значит, не пойдешь к тятеньке?
– Я же тебе говорю: не отдаст он за меня.
– А пошто целый год про любовь сказывал, красивые картинки рисовал? Может, ты со мной так просто, позабавиться?
– Марфуша, – сказал Егор, приподнявшись на локте, – знай, без тебя я, как высохший колодец, как ходок без посоха, как служба без молитвы. Нет тебя, нет и меня.
От слов этих закружилась моя голова. А Егор всё жарче и жарче обнимает. Губы его медовые поцелуями покрывали моё лицо, шею. Ещё чуточку и не совладаю…
– Егорушка, – истомлённым голосом сказала, – не бери греха на душу. Не трогай меня. Люблю тебя до последней твоей кровиночки, а только не хочу бесчестить нашу любовь.
Не помню, сколько мы ещё любились, а только надо идти домой. Спустились тихо, полёвками пробежали по двору, а тут дверь открывается, и тятенька на крыльцо выходит.
– Значит, погань ты несусветная, с мужиками шаришься? Как хвачу тебя щас, – и юрк в сени, а оттуда уже выбежал с вожжами и замахивается на меня. Только Егор перехватил его руку, зажал крепко и говорит:
– Дядя Панкрат, отдай Марфу за меня. Люба она мне.
– Это тебе-то, голодранцу, дочь отдать? Не бывать этому!
– Не люб Марфе Митяй. Отдай за меня.
– Сам голь перекатная, и девке такую жизнь дать хочешь? Коли еще раз замечу с Марфой, не жилец ты.
– А ты меня не стращай! Ишь, пужливого нашёл! Пожалей, дядя Панкрат, дочку! Я на неё пушинке упасть не дам, она у меня, как княгиня будет!
– Это у тебя-то, голопузого, княгиней? Пошёл прочь! Да руку отпусти, аспид! А ты давай домой! Поговорим, – и усмехнулся криво. – Егор, не вздумай худого про девку сказать!
Бить он меня не бил. Но лучше бы убил сразу. После его слов разум мой помутился. Раньше, бывало, рассказывали про девок, что выходили замуж и ни о чем не помнили. Так это самое случилось и со мной. Ни сватовства, ни венчания, ничего не помню. Только злые глаза батюшки, скорбно прикрытое лицо матушки да противный голос Митяя. Правду, Ярославнушка, говорят, что дети от любви родятся. Месяца через три после венчания понесла я. Но Бог не дал мне радости детёночка своего понянчить. Помер он в родах. Похоронила его, а вскорости и Митяй сгинул. Сказывали, с кем-то на рыбалке по пьяному делу схватился, так мужик его к рыбам и отправил. Несколько дней