«Тоже мне новость».
«Ну тогда – совершенно несобранный».
«Ну тогда. права бабуля насчет пионера и жопы, еще как права». Поболтал сам с собой и примирился с неутешительной правотой старших. Она, правота старших, вообще редко кого утешает. Неправота, впрочем, тоже.
Закончилось отступление.
Судорожные метания мысли
Судорожные метания мысли от недостатков привычной жизни к преимуществам новой и обратно явно затягивались, одни доводы легко перекрывались другими, и последние, хошь не хошь, влекли на глубину неизменности заведенных, привычных порядков. А пороги, омуты? Так они везде – пороги с омутами, где их только нет. Проще говоря, не хватило Антону понедельника, чтобы определиться. Вроде бы и насыщенным оказался день, и длинным, как пятница после контрольной, когда самое время терять дневник, или признаваться, но тогда – сделай выходным ручкой. В то же время он оказался недостаточным, бог ты мой, что там недостаточным – безнадежно коротким для судьбоносных решений. И все это нисколечко не напрягает, в смысле противоречий, то есть противоречий – ноль, потому что речь о понедельнике. Вторник бы такой суеты не вынес. А среда запросто – дама!
Нет, с заманчивостью призрачных высот все обстояло по-прежнему – манили. Вот только во всем остальном виделись сплошь сложности. Вслед за «суетным» понедельником наступил «нервозный» вторник, затем вся, как ей и предписано – суматошная, вся в противоречивых мыслях, «психанутая» среда. И даже «никакой» четверг, трудившийся подъемным, а точнее опускаемым мостиком навстречу вожделенным выходным, не порадовал, не порадел, вообще не сумел ничем радостным выделиться. Как и не было четверга. С другой стороны, странно было от «никакого» дня вообще чего- либо ожидать. Выходит, с возложенной на него миссией он справился на отлично.
К пятнице Антон до такой степени заморочился, что завалил «целый четвертной» диктант. Конечно, никто тут же в классе диктанты не проверял, тем более труды отдельно взятого нерадивого, обремененного «неудобоворимым». Оглашение приговоров ожидалось не ранее следующего вторника, однако Антон в делах этих скорбных был большим докой и редко обманывался. Лишь раз, если быть совсем точным. Тогда их училку в подъезде ограбили. Вырвали из рук сумку с зарплатой за месяц и всеми тетрадями. Понятно, что за деньгами шпана охотилась – на кой черт им чужие ошибки? Грабителей, кстати, быстро нашли и даже часть денег пострадавшей вернули, а вот школьникам амнистия вышла, потому как тетради пропали бесследно. Старший Кирсанов – Герман Антонович – по этому поводу заметил с усмешкой, что в милиции тоже люди работают, но Антону не сразу хватило смекалки сообразить – к чему это он, решил, что отцовская похвала касалась скорой поимки злодеев. Позже, когда до него дошел смыл отцовской реплики, проникся уважением к милиции за неожиданное благородство и даже подумал, а не податься ли самому в ряды защитников граждан? «Буду шпану истреблять и тетрадки