«Или. Может, все это было из старых запасов? – от этой догадки Антон Германович даже шаг по булыжнику замедлил. – Вполне может быть. От нынешнего вечно башка по утрам трещит, а тут – ничего, даже глаза не красные… И жена ничего обидного не сказала. Хорошо посидели!»
Воскресенские ворота окончательно выпали в этот миг из мыслей Антона Германовича и облегченно вздохнули, расслабились. Прохожие приняли возникшее неожиданно движение воздуха за вдох-выдох обычного ветерка. Антону Германовичу тоже полегчало, правда, по другому поводу: детали вспомнились, как посидели с другом.
Разухабистое застолье на двоих
Разухабистое застолье на двоих разгладило Антону Германовичу душу. До рассвета гуляли, как в старые времена, когда Антон Германович только- только окончил «вышку», Высшую Краснознаменную школу КГБ, и начал службу в военной контрразведке, а Илья Петрович получил место ветврача в питомнике для служебных собак. Познакомились они случайно. Присели однажды за один стол в служебной столовой, перед каждым – по два киселя, оба сластенами оказались. Поулыбались друг другу, понасмешничали, ну и свели знакомство. И вот сейчас, как в те далекие годы, точно так же – наперебой – советовали друг другу плюнуть на все и всех и не откладывая начать новую жизнь. Умничали, вспоминали про «долгий ящик» и сетовали в тостах, что не такой он уже и «долгий», то есть некуда больше откладывать, коротковат да мелковат стал ящичек, хотя ноги протянуть можно, ну такой-то размер ящичек завсегда предоставит, так задуман.
– А ведь жизнь еще не окончилась… Не-ет! Давай, чтобы жилось…
Вот только никак не мог Илья Петрович в толк взять, что проблемы Антона Германовича гложут отнюдь не семейные – в семье-то все у него налажено более-менее.
– И не в службе, Илюха, дело. Со службой тоже вроде бы все ничего. Даже не знаю, как тебе и сказать. Житейские, короче, старик, проблемы.
Так и назвал их, и повторил настойчиво:
– Житейские.
Возможно, затем повторил, что самому это слово показалось слишком расплывчатым, неточным, в сторону уводящим. Попытался было собраться и разъяснить, где они коренятся, эти не поддающиеся определению проблемы, в чем? Если и в самом деле отделить их от семейных забот и дрязг на работе. Получилось сбивчиво и все больше про политику. Да что там – только про политику и выходило, а тут рассвет. Потому хлопнул себя Антон Германович ладонями по ляжкам, плеснул в обе стопки, чтобы не пустыми чокаться, прикинул, добавил еще два раза по столько и провозгласил примирительно:
– Да пошло оно все. Давай, брат, за нашу новую жизнь! И пусть их всех.
Тост был хорош, но выпивать больше не стоило, лишнее. Для Ильи Петровича – вне всяких сомнений. Так ведь и начал он намного раньше Антона Германовича. Короче, не достучался до замутненных сознаний важный вопрос.
А КУДА ЭТУ ЖИЗНЬ ПРИСТРАИВАТЬ?
«А куда