на принудительную работу в лесу, – идея, которая не могла бы прийти в голову даже голландскому плантатору по отношению к его неграм. Что все это доказывает? Только то, что легко быть святым, когда не хочешь быть человечным» (1955. Т. 1. С. 156). Очевидно, что религия тоже действует против человечности. Маркс заметил, что даже сама природа частных интересов наделена этим свойством. К примеру, хворост – это дар природы, проявление сочувствия к беднякам. Природный мир также делится на богатых и бедных: с одной стороны – ветки сломленные и сухие, оторвавшиеся от органической жизни, с другой – богатые листвой, не отделенные от стволов. Неравенство между людьми распределяется подобным же образом. Если покрытые зеленой густой листвой деревья находятся в собственности лесовладельцев, то хворост, «бедняк» мира природы, принадлежит неимущему народу. Поэтому Маркс говорит: «В этой игре стихийных сил беднота чувствует благожелательную к себе силу, более гуманную, чем человеческая. Вместо случайного произвола привилегированных выступает случайность стихийных сил, вырывающих у частной собственности то, чего она добровольно никогда не выпустит из своих рук. Как не подобает богатым претендовать на милостыню, раздаваемую на улице, точно так же не подобает им претендовать на эту милостыню природы» (1955. Т. 1. С. 130). В человеческом обществе неимущие обираются в пользу собственников в природе – наоборот. Получается, что при феодальной системе, где одни люди живут за счет других, природа оказывается более дружелюбной, чем человек. Разумеется, Маркс вовсе не персонифицирует ее и не приписывает ей сознательных намерений, однако он напрямую выуживает из нее мысль о благоприятном для бедняков неписаном законе, в чем очевидно влияние на него идеи естественного права французских просветителей.
Маркс с пренебрежением относился к собственническим интересам, называя их «низменным материализмом», и полагал, что «нет ничего более ужасного, чем логика своекорыстия» (1955. Т. 1. С. 142). Несмотря на то, что в конфликте частного и всеобщего он требовал, чтобы вторые без колебаний подчинялись первым, в реальности все было с точностью до наоборот. Частный интерес не знает ни отечества, ни провинции, ни общего духа, ни даже местного патриотизма, его единственной целью является материальная выгода. Поэтому Маркс говорит: «Лес остается лесом, как в Сибири, так и во Франции, лесовладелец остается лесовладельцем как на Камчатке, так и в Рейнской провинции. Если, следовательно, лес и лесовладелец как таковые станут издавать законы, то эти законы будут отличаться друг от друга только местом, где они изданы, и языком, на котором они написаны» (1955. Т. 1. С. 160). Хотя Маркс и выражал возмущение в отношении частных интересов в этическом и эмоциональном плане, однако теоретически он начал понимать их значимость.
Если до этого Маркс рассматривает свободу печати как духовное требование (например, в первой статье, посвященной дебатам Рейнского ландтага), то в дальнейшем, в «Оправдании мозельского
