– Вот такая вот у вас девочка, Нина Антоновна! – говорит тетка в белом халате женщине, будто подтверждая мои предположения относительно причины нахождения этой дамы подле меня, на что та лишь глумливо улыбается.
– Девственница, – говорит на ухо женщине тетка негромким голосом, но я все равно отчетливо слышу это слово. Улыбка на лице Нины Антоновны становится еще шире, и она довольно кивает головой.
– Так, Журавлева, – обращается тетка уже ко мне своим обычным в общении со мной тоном, снимает с моего запястья браслет и указывает рукой на стул с белым пакетом: – Марш одеваться и за дверь, что делать дальше, тебе сообщат.
На том месте, где щипало под браслетом, обнаруживаю резиновый на ощупь квадрат розового цвета, плотно впившийся в кожу, а на нем белые полоски и цифры штрихкода. Боли от этой штуки никакой нет, приятного, впрочем, тоже.
– А это что? – удивленно спрашиваю я, разглядывая неожиданно возникшую бляшку.
– Не твое дело, – уже строже говорит тетка. – Делай, что говорю. Живо! Живо!
Встаю, подхожу, вновь шлепая босыми ногами по полу, к стулу с пакетом, открываю его и достаю одежду. Спортивную куртку на молнии с капюшоном, спортивные штаны и легкие спортивные туфли на тонкой подошве, без шнурков. На краях рукавов и штанин находятся резинки. Но это здесь не единственная резина. Вся ткань одежды и обуви цвета спелых баклажан прорезинена. Подошвы обуви из резины целиком. В другой ситуации это вызвало бы у меня различные вопросы, но в эту минуту мне явно не до них. Больше ничего в пакете нет – ни белья, ни хотя бы футболки или носков.
Надеваю все это на голое тело, но вовсе не удобство вещей, хотя все оказывается очень удобным, меня сейчас волнует. Только сейчас замечаю, застегнув куртку, что коробки с моими вещами здесь больше нет. Плохой знак. Очень плохой.
– Я забракована? – с надеждой спрашиваю я, хотя уже предвижу ответ, раз мне выдали новую одежду, а мою забрали.
– Нет, –