Мишин, накачавшись спиртного, быстро уснул, и в потаенной комнате образовалось «гробовое» молчание. Удивительно, но человек, перебравший со спиртными напитками, даже ничуть не храпел. Создавалось впечатление, что он не спал, а больше притворствовал таковым, хотя если быть откровенным, то он погрузился в царство Морфея, самым что ни есть определенно-честнейшим образом. Просто особенность его организма заключалась в таким незначительных качествах, что когда он «отрубался» и делал это не дома, то его дыхание становилось практически ровным (мало ли зачем впоследствии это могло пригодиться).
Вот и в этот раз Мэдсон, пусть даже возле него и находилась одна из прекраснейших стриптизерш Соединенных штатов Америки, он, очевидно, так перебрал, что лишь-только оказавшись с ней наедине, тут же уснул. Для развратных танцовщиц отдых также никогда не бывает лишним, и девушка вполне уже хотела воспользоваться представившейся ей счастливой возможностью, как в соседнюю комнату зашли двое и той, волей-неволей, пришлось стать очевидицей их секретного разговора.
– Через три дня придется заказывать в Россию очередной чартерный рейс на три миллиона долларов, – узнала она голос Юргена, – Босс срочно требует деньги.
– Да, с ним не поспоришь, – отвечал до этого совершенно незнакомый героине человек полу-шипящим мужским баритоном, – хорошо еще – он не так часто их требует.
– Согласен, – подтвердил «знатный» МакКоган, – а то бы мы здесь совсем разорились.
И оба рассмеялись своей незадачливой шутке.
– Чартерный рейс будем заказывать, как и обычно – 742-й? – поинтересовался «Сиплый», как уже прозвала его про себя прекрасная Карен.
– Здесь, я тебе однозначно сказать не могу, – засуетился Коган, – нужно согласовать этот вопрос с нашими людьми в нью-йоркском аэропорту.
– Так чего же ты ждешь – согласуй.
МакКоган принялся названивать, чтобы «пробить» интересовавший обоих вопрос и в конечном итоге выяснил, что их излюбленный 742-й рейс ушел сегодня по ту сторону океана, и вряд ли вернется в ближайшие четверо суток. Это было очень опечаливших их обстоятельством, но делать было нечего, и