Дом стоял – на удивление, целый. Березин перевел дыхание, начал судорожно шарить по карманам, вынул пачку папирос, уронил зажигалку…
Обваливалась штукатурка, потрескался фасад, камни вывалились из фундамента. Но окна-люкарны и скульптурные обрамления карниза под кровлей сохранились. В нескольких метрах от тротуара красовалась воронка, похоронившая табачный киоск и стоявшую рядом лавочку. Взорвись бомба чуть дальше – и старое здание просто бы рухнуло…
Дом, на фоне остальных, был небольшой – четыре этажа, два подъезда, арочный проход во двор. В бывшем сквере еще громоздились мешки с песком, обломки противотанковых ежей, сваренные из тавровых балок…
В этом доме он прожил много лет. Отец получил здесь квартиру в 1929-м – как один из ведущих специалистов завода «Красный путиловец» (позднее ставшего Кировским заводом). В 1939-м отец вышел на пенсию, в октябре 1941-го погиб под бомбежкой на строительстве противотанкового рва. Мама когда-то смеялась: живем в средоточии истории и культуры. От дома одинаковое расстояние что до Зимнего, что до Исаакия, что до Спаса на Крови. А Казанский собор и вовсе рядом…
В доме жили люди. Березин прошел через арку, свернул в левый подъезд, медленно поднялся на третий этаж. Подъезд был гулкий, просторный, на вид целый, если не замечать трещины на стенах.
Две двери на этаже, состояние полного запустения. У соседей кто-то жил – коврик под дверью истоптан, а вот в его квартире – никого. Коврик отсутствовал, на полу под дверью лежал толстый слой пыли.
Он поколебался – имеет ли право остаться в этой квартире? По закону вроде да… Самое смешное, что у него сохранился ключ от этой двери. Больше двух лет здесь не был, а ключ всегда носил с собой – никогда с ним не расставался. Олег достал его, какое-то время помялся, потом решился и открыл квартиру. Он покосился на соседнюю дверь, за которой что-то шаркнуло, и вошел внутрь.
Здесь все осталось, как раньше. Только потолок обваливался, а из потрескавшихся стен торчал утеплитель. По всей квартире – равномерный слой пыли…
Накатили воспоминания, тоскливые мурашки поползли по коже. Он бродил сомнамбулой по комнатам, запинался о порожки, чуть не свернул разобранную буржуйку. В доме практически не осталось мебели и книг – мама все сожгла в лютую зиму 1941–1942 годов. Буржуйку привезли с завода бывшие коллеги его отца.
Мама всю жизнь проработала в типографии – занималась версткой газет и журналов. В начале 1941-го ушла на пенсию – работала бы и дальше, но отец настоял. Он еще не выработал свой трудовой стаж, был полон сил…
Последний раз Березин приезжал домой в феврале 1942-го – выдались свободные дни. Война закрутила: ни сна, ни отдыха. Тогда-то ему и встретилась плачущая соседка Клавдия Викторовна, похожая на привидение, но живая. Сообщила, что мама Олега умерла от истощения несколько дней назад, увезли в Пискарево – там братские могилы,