Мужчина произнес речь на одном дыхании, ни разу не сбившись, не заикнувшись и не тратя время на подбор слов. Так, будто произносить речи для него дело привычное. Забадаев не привык, чтобы бомжи и деградировавшие личности вставляли словечки типа «десоциализация» и «юрисдикция». К тому же меткое замечание о комплексах капитана наводило на мысль, что человек этот основательно изучал психологию личности или что-то подобное. Ведь, по большому счету, докладывать о приходе нового обращенца, как в шутку называли в отделе заявителей, он не желал только потому, что не хотел выслушивать подтрунивания коллег.
Признавать правду Забадаев умел. Взвесив все «за» и «против», он пришел к выводу, что на этот раз в дежурку пришел человек, действительно нуждающийся в помощи, однако спешить с докладом все равно не стал. Положил руку на аппарат внутренней связи, погладил кнопку вызова дежурного следователя и снова убрал.
– Ладно, поступим следующим образом, – обратился он к мужчине. – Сейчас мы выйдем во двор, вы покажете мне свою машину, и, если ваши слова подтвердятся, я отведу вас к следователю.
– Отлично! Не об этом ли я твержу битых полчаса? Пойдемте, вы все увидите своими глазами. Уверен, даже ваш пресытившийся кровавыми картинами мозг не в состоянии представить себе то, что ему предстоит увидеть.
– Ладно, ладно, не важничайте, – пробурчал Забадаев, выходя из стеклянной колбы. – Подумаешь, труп. Это ж не картина маслом.
– Да уж, не картина, – согласился мужчина. – Эстетически – так уж точно.
Во двор он вышел первым, но к машине идти отказался, сославшись на «тонко организованную нервную систему», которой не под силу вынести подобное зрелище повторно. Забадаев подошел к вишневой «девяносто девятой», дернул водительскую дверь. Та оказалась не заперта.
– То, что вы ищете, у заднего сиденья, – подсказал мужчина. – И настоятельно рекомендую чем-то прикрыть дыхательные пути. Запах там не самый благоприятный для вдыхания.
– Иди ты! – отмахнул Забадаев. – Запах ему неблагоприятный, умник хренов.
Но как только дверь автомобиля открылась, он сразу забыл про недовольство. Тошнотворный запах разложения ударил в нос с такой силой, что, будь в желудке капитана хоть какая-то пища, в то же мгновение оказалась бы на асфальте. Забадаев сунул руку в карман кителя, поспешно достал оттуда носовой платок, прикрыл им нос и рот и только после этого смог заглянуть в салон. На полу возле заднего сиденья стояли два мешка из-под сахара – один побольше, другой поменьше. Все, как и говорил обращенец.
Двумя пальцами правой