Наконец, Соня не выдержала, убрала руку с его плеча и потянула за ухо.
– Так всё. Достал. Ты встаешь или нет?
Григорий Федорович засмеялся, повернулся и сгреб ее в объятия.
Последней уловкой стала смена работы. Теперь оба выходных – в среду и четверг – не совпадали с ее стандартной пятидневкой. Внутренняя сова торжествовала. Но по воскресеньям у жены, провожающей его шутливым пинком и пластиковым контейнером с остатками ужина, были такие грустные глаза, что свои он виновато прятал. Да и работа была паршивая. «Ничего, – оправдывался он перед собой, – зато тут денег больше, поедем отдыхать куда скажет! Пусть немного только подождет»
Соловей ждать не стала и сделала ход конем. Она забеременела. Ушла в декретный отпуск и следующие три года никто из них не спал, ни по выходным, ни вообще. После такого Григорий Фёдорович уже испугался экспериментировать. Покорившись судьбе, снова сменил работу. С понедельника по пятницу мечтал стать медведем, а по воскресеньям оборонялся от дятла и жаворонка, в которого все явственнее превращалась дочь.
Впрочем, раз в год Григорий Федорович добровольно делал исключение. Восьмого января. Вся страна отключала будильники, задергивала шторы, заворачивалась поплотнее в одеяла, чтоб выспаться на весь рабочий год вперед. А он вставал в семь утра, чертыхался, не попадая в ботинки, и тащился в сумрак.
Восьмого января у Сони был день рождения.
Год от года, сквозь разную, но стабильно непогоду он ковылял по пустынной улице и ему всерьез казалось, что все эти десятидневные праздники были введены для того только, чтоб напакостить ему.
В цветочном он покупал ее любимые ромашки. Он очень гордился, что знает место, где можно раздобыть ромашки в середине зимы. Затем плелся в булочную, набирал пирожков и кофе. Возвращался с трофеями в дом, в тепло. Квартира была наполнена тишиной. Он проходил в спальню, садился на край кровати. Жена спала. Григорий Фёдорович повторял этот ритуал год за годом. Несколько минут сидел на краю кровати и слушал божественно приятный оркестр. Тишина, ее мерное дыхание, шум воды в батарее. Тенор собачьего храпа в первые шесть лет. С вечера не выключенный плеер дочери сквозь стену – в следующие восемнадцать. Автоматический увлажнитель воздуха в последние четыре. Неизменным был и его соблазн лечь рядом и проспать еще хотя бы минут десять. Но он представлял ее счастливое лицо и брал себя в руки. Ладно. Раз в год можно и устроить праздник.
– Просыпайся. Соня, – он бережно касался ее плеча.
И это был единственный день в году, когда в хаосе из слов, событий и смыслов не было никакого подвоха.
***
Георгий Фёдорович закрыл глаза. Завтра как раз восьмое января. Уже очень давно он просыпался