Дима нервничал, понимал: яхтсмену достаточно единственного неожиданного маневра: проскочит на желтый свет, и все, оторвется.
Но тот и не пытался. Ехал пусть быстро, но без резких движений. Покружил по центру (Диме показалось, без цели, по главной улице два раза проехали) и, наконец, остановился подле шикарного автосалона. Уверенной походкой вошел. Полуянов остался снаружи – наблюдал сквозь огромное, чисто вымытое стекло.
Матвей прогулялся вдоль ряда «Лексусов». Ответил на приветствие менеджера, царственным жестом принял у того скрепленную пачку бумаг – видимо, прайс-листы. Задал несколько вопросов. Посидел за рулем серебристого «LX-570». Далее перешел к стойке. Заполнил какие-то бумаги – неужели машину заказывает?
Странно, очень странно. Обычно, если ты человека убил, нужно деньги искать, откупаться. А этот в автосалоне дорогую тачку присматривает.
Но покупки Матвей, кажется, не сделал. Лишь погладил на прощание приглянувшийся ему «Лексус» по капоту, пожал руку менеджеру и покинул заведение. Осмотрелся по сторонам (Дима укрылся за фонарным столбом). Но капитан, оказывается, искал, где перекусить. В ресторан не пошел – ограничился сосисками из палатки. Вернулся в свои «Жигули» и поехал обратно. Дима по-прежнему следовал за ним, но больше никаких остановок Матвей не сделал. Понесся столь же рискованно назад, в Приморск. И на пляж Института моря, где работал, опять не свернул – сразу домой.
Загадочный человек.
Во двор, вслед за капитаном, Дима заезжать не стал. Не хватало только гостеприимной Наталье на глаза попасться. Да и знакомиться с Матвеем, журналист чувствовал, преждевременно. Сейчас на повестке дня снова пенсионер Крамаренко.
Со второй попытки повезло: едва Полуянов коснулся звонка, дверь в седьмую квартиру распахнулась.
На Диму с опаской взирал сухонький, весьма ухоженный дедуля. Слабо улыбнулся. Спросил почему-то с надеждой в голосе:
– Вы ко мне?
– Да, я из Москвы, из «Молодежных…» – начал было Полуянов.
Но договорить не успел: ветеран труда изменился в лице и неожиданно сильной лапкой втянул его в полутемную прихожую. Захлопнул дверь, приложил палец к губам. Громко – явно в расчете на чужие уши – произнес:
– Ох, Игорек, совсем на глаза я стал слаб! Прости, не узнал! Ну как там дела, в Ростове твоем?
Жестом пригласил пройти в комнату. Вполголоса произнес:
– Игорем будете. Племянником моим.
– Я не против, – кивнул Полуянов.
Он особо не удивился: не первый раз люди скрыть хотят, что в газету писали. Другое волновало: слишком уж тревожно заблестели глаза у Ивана Петровича. Не псих ли он? Тогда совсем катастрофа.
Хотя, если по квартирке судить, с головой у старичка Крамаренко все в норме. Порядок – но не болезненный, не слишком тщательный. На стенах несколько фотографий (мальчик