– Правда, подумай, дорогой. Я не так уж хороша.
– И я не так хорош.
– Ты прекрасен.
– И ты тоже.
– Кирилл, может, ты чувствуешь какие-то обязательства передо мной?
– В смысле?
– Ну считаешь, что раз я тебя оправдала, то ты не имеешь права меня бросить…
Кирилл взял ее за руку:
– Ира, милая, конечно же я не забыл, кому обязан жизнью. Я восхищаюсь тобой, но любовь – это совсем другое дело… Вот черт! – выпятив нижнюю губу, он энергично почесал макушку, отчего жесткие русые волосы стали дыбом. – Черт, я ж без пяти минут филолог, можно сказать, мастер слова, а тебе не знаю как сказать! Сукно какое-то выходит. Когда меня судили, я был уверен, что все кончится плохо, минутами даже хотелось, чтобы просто вывели в расстрельный коридор, и все, без этого фарса, в котором я выступаю как объект всеобщего презрения и ненависти. Я был опозорен и на девяносто процентов мертв, но после первого дня суда, засыпая в камере, вдруг поймал себя на мысли, что жду чего-то хорошего от завтрашнего дня. Такое было почти детское предвкушение радости, я даже удивился и не сразу понял, что это потому, что завтра я снова увижу тебя. Я тогда не знал, какая ты судья, просто хотел на тебя смотреть, и все. Ну а потом уж… – Кирилл улыбнулся, – потом появилась робкая надежда, что ты мне поверишь.
– Кирилл, если бы я просто так верила людям, то не смогла бы работать судьей. Я оправдала тебя, потому что не нашли подтверждения факты, на которых строилось обвинение, а вовсе не потому, что ты красивый мужчина с честными глазами.
– Я понял.
– Ты уж извини, Кирилл, профессиональная деформация.
– Бывает.
Вдруг погас свет. Ирина подошла к окну: на улице тоже воцарилась тьма, черные очертания соседних домов едва угадывались в лучах тусклой маленькой луны. Фонари погасли, и поздние прохожие будто сразу исчезли, растворились в темноте. Только два луча от фар одинокой машины освещали маленький кусочек дороги. Ирине стало неуютно, но тут рука Кирилла успокаивающей тяжестью легла ей на плечи.
– Хорошо, что я дома, – прошептала она, – с тобой.
Представив, каково сейчас припозднившейся женщине, Ирина поежилась. Бежать по совершенно темной улице, спешить в темный подъезд, который будто специально спроектирован так, чтобы убийца мог расположиться в нем с максимальным комфортом, потом подниматься по неосвещенной лестнице и на площадке в кромешной тьме искать ключи, зная, что в любую секунду тебя могут убить, а квартиру – ограбить. Даже если и успеешь закричать – без толку. Никто не шелохнется, разве что проверит, надежно ли заперта его собственная