Горст взглянул на архилектора. Тот задумчиво сжал губы, потом еле заметно двинул плечом:
– Что же, ей надо когда-то учиться. – В его лице появилась жесткость, которой Савин прежде не видела. – Поучи ее.
Было какое-то едва заметное отличие в том, как Горст встал на свою отметку, как подвигал ногой, плотнее упирая ее в поскрипывающие половицы, как повращал могучими плечами и ухватился за свой иззубренный клинок. На его плоском лице практически не отражались эмоции, но ощущение было такое, словно в нем приоткрылась некая дверь, и в щелку Савин увидела запертое внутри чудовище.
Легко улыбаться при виде быка, если знаешь, что он надежно прикован. Когда внезапно осознаёшь, что цепи нет, а его рога направлены на тебя и копыто роет землю, представление о быке радикально меняется.
Савин приоткрыла рот, собираясь сказать: «Подожди!»
– Начинай.
Она была готова к его силе. Стремительность Горста – вот что стало для нее неожиданностью. Не успела она даже выдохнуть, как он оказался рядом. Широко раскрытыми глазами Савин увидела опускающийся на нее длинный клинок, и у нее едва хватило присутствия духа, чтобы отшагнуть в сторону, подняв свой короткий, чтобы парировать удар.
…Как выяснилось, она все же не была готова к его силе. Удар оказался таким мощным, что у нее онемела вся рука от кончиков пальцев до плеча, а зубы застучали друг о друга. Ахнув, Савин отшатнулась назад, но навстречу уже двигался короткий клинок Горста. Еще удар – и ее длинный клинок вылетел из бесчувственных пальцев и покатился по половицам. Савин принялась вслепую тыкать коротким, позабыв все свое обучение и приемы. Взблеск металла…
Длинный клинок противника хлестнул по ее фехтовальной куртке, выбив из легких весь воздух в одном сиплом, жгучем выдохе. Едва удержавшись на ногах, Савин пошатнулась. Мгновением позже в ее корпус впечаталось плечо Горста. Ее голова резко мотнулась вперед, лицо с хрустом во что-то врезалось – возможно, в его твердую макушку.
…Она что, летит?
…Стена саданула ее сзади, пустая комната завертелась перед глазами, и, к собственному великому удивлению, Савин внезапно оказалась на четвереньках, глядя в пол и недоуменно моргая.
Перед ее лицом по полированному дереву барабанили кровавые капли.
– Ох, – выдохнула она.
Ребра сводило болью при каждом судорожном вдохе, гортань обжигало кислой рвотой. Пальцы безнадежно застряли в гарде короткого клинка, и Савин пришлось несколько раз ошалело взмахнуть кистью, прежде чем клинок со звоном упал на пол. Кожа на тыльных сторонах пальцев была содрана. Она приложила ладонь к пульсирующему рту, отняла и увидела пятно крови. Ее рука тряслась. Ее всю трясло с ног до головы.
Было больно. Ныло лицо, ныло в боку, ныло уязвленное чувство гордости. Но больше всего ее потрясла не боль, а собственная беспомощность. То, насколько неверно она оценивала свои возможности. Покрывало сдернули, и Савин увидела, насколько