– Этот поезд идет до Уотерфолда?
Ответа не последовало.
Спит, подумал Литтлджон, и тотчас интуиция подсказала ему, что это не так. Сам не зная почему, он чувствовал, что в темноте глаза незнакомца открыты.
– Ну и черт с тобой, старый грубиян, – проворчал себе под нос детектив.
В странной атмосфере погруженного во тьму купе его собственный голос звучал глухо и зловеще. Литтлджон ощущал себя отрезанным от остального мира. Вокруг него в городе множество людей радовалось наступлению Рождества, насколько это было возможно при подобных обстоятельствах. Семьи собирались тесным кругом в своих освещенных комнатах, отгороженные друг от друга беспросветной чернотой ночи. По какой-то причудливой ассоциации Литтлджон вдруг вспомнил, как он еще мальчишкой читал стихи на рождественском вечере. Отдельные строки показались ему вполне подходящими к случаю. Хотя с того дня прошло немало лет, он радостно просиял.
О одиночество! Где то очарованье,
Что покоряло стольких мудрецов, тебя познавших?
Лучше дни влачить в страданьях и тревогах,
Чем царить в ужасном этом месте[2].
Горькая ирония этих слов подстегнула фантазию Литтлджона. Он тихонько рассмеялся и внезапно почувствовал облегчение. А как там дальше?
Здесь, вдали от людей, одному
Суждено мне окончить свой путь;
Сладкой музыки речи людской мне вовеки не слышать.
Молчу. Меня собственный голос страшит.
– Вы что-то сказали? – раздался из угла слабый старческий голос.
Литтлджон вздрогнул: неужели так увлекся, что начал декламировать вслух?
– Если вы что-то говорили, вам придется повторить погромче. Я немного глуховат, – прошамкал попутчик, нещадно искажая слова и глотая целые слоги.
– Я лишь спросил, идет ли этот поезд до Уотерфолда.
– Что? Говорите громче.
Литтлджон повторил свой вопрос, перейдя на фортиссимо.
– Ну да, он идет прямиком до Уотерфолда. Я еду дальше, так что подскажу вам, где сойти. Да-да, я скажу, где вам сойти.
Старик повторял дважды каждую фразу, будто гордился своей дикцией и получал удовольствие от того, что цитировал себя снова и снова.
Поезд рывком дернулся вперед. Вагоны качало, трясло и подбрасывало. Состав замедлял ход у семафоров и останавливался на каждой станции, которым, казалось, не было конца. Судя по тому, как натужно пыхтел и скрежетал локомотив, рельсы тянулись на подъем.
– А что, эти поезда не освещают? – громко поинтересовался Литтлджон.
– Вам