Михаил снова вздохнул. Значит, в метро по-прежнему грызутся. Он так и думал – там, где собирается много народу, ничего хорошего не жди. Вот здесь у них – другое дело. С тех пор как не стало дяди Гены, в котором, несмотря на добрую улыбку, чувствовалось все же что-то акулье, в бункере, по мнению Михаила, жила словно бы одна большая и дружная, трудолюбивая семья, состоящая из нескольких взрослых и детей – те даже называли всех женщин мамами. Вот только Тина… Тина портит картину, подумал он. Надо же, в рифму получилось. Но в сущности и Тина не такая уж большая проблема, зато какие у них выросли дети! Конечно, бледные, тощие, но на удивление здоровые и сообразительные – кроме, разумеется, Сакины. Но она – такая милая девочка, что невольно забываешь о ее ущербности. Взрослые постарались привить детям понятия о добре и зле и, кажется, это им удалось. А что те дерутся иногда – ну как без этого? Они с Ланкой в детстве тоже нередко дрались, это проходит со временем. Зато здесь, вдали от суеты и соблазнов, неизменно сопутствующих большому скоплению народа, видя перед собой только положительные примеры родителей, молодежь вырастет их достойной сменой. И возможно, сумеет положить начало новому сообществу, основанному на справедливых принципах. Когда-нибудь радиационный фон снизится и они смогут выйти на поверхность и будут бережно относиться к тому, что им достанется. По правде говоря, им чуть ли не все придется начинать с нуля. Зато экология будет не в пример лучше – теперь, когда все производство встало и некому больше засорять окрестности, и даже вода в Сетуни из бурой вновь стала прозрачной.
И глядя сейчас на пришедшего в себя неизвестного, глава бункера уже прикидывал, что надо по возможности меньше подпускать к нему детей.
– Не волнуйся. Здесь тебе плохого не сделают, – мягко сказал он. – Мы тебя нашли раненого.
– Это лемуры, – пробормотал тот. – Они сначала ласковые такие… а потом как прыгнут.
Михаил поморщился.
– Как тебя зовут?
Тот нахмурился, словно не мог вспомнить.
– Стас, – нехотя проговорил он, когда Михаил уже думал, что не дождется ответа. – Станислав Барханов.
– Ты из метро? – спросил врач. В душе он все-таки надеялся на положительный ответ – это было бы меньшим злом.
– Нет, бери выше, – слабым голосом проговорил тот. И в ответ на недоуменный взгляд Михаила пояснил:
– Я с Рублевки.
У Михаила отвисла челюсть. Только этого еще не хватало.
– Есть ли жизнь за МКАДом? – задумчиво пробормотал он, пытаясь собраться с мыслями. – Науке об этом ничего не известно. И откуда же ты конкретно, если не секрет? Рублевка, как известно – понятие растяжимое.
Вновь припомнилась тайна, которая тяжким грузом лежала на душе. Тайна, которую врач не хотел доверять никому. И грешным делом, он на секунду подумал, что гость тоже из тех. Грозились же они прислать кого-нибудь по его душу. «Может, –