Когда отзвучали речи и прощание приближалось к концу, а люди начали расходиться, взрывной громогласный вопль обрушил торжественную тишину огромного храма. Следом пролился яростью сумбурный поток слов, из которых можно было понять, что ненавистный прах не достоин лежать в родной земле, место ему на городской свалке…
Кричал юноша. Его неистовство было неподдельным и страшным.
Чудовищная хула взорвала толпу. Десяток молодых людей, в мгновенье утративших человеческий облик, смяли гвардейцев и устремились к столу – одновременно, со всех сторон. Стальными крючьями, скрытно внесенными в храм под одеждой, шалея от смелости и мешая друг другу, они стащили смердящую плоть на камни пола и под дикие вопли беснующейся толпы проволокли через весь город до свалки жалкий труп почившего господина, которому только что отдавали царские почести. И бросили там – на потребу шакалам.
В те смутные весны этих мерзких тварей расплодилось великое множество…
Тогда ему повезло – удалось избежать пути низости и предательства.
Едва отошли скандальные похороны, как осиротевшие господа, вершащие дела на Острове, впали в прежде неведомое уныние. Всем стало ясно, что наступило время, когда каждый их шаг определять некому. Дальше предстояло жить своим умом.
Первой срочной затеей, не терпящей отлагательства, стали выборы преемника.
Однако этот процесс оказался слишком мудреным. Угнетенные жесткими порядками завершившегося правления, лишенные собственной воли сенаторы, сбросив оковы, вконец растерялись. Они то ссорились, то мирились, но найти преемника не получалось.
Сложность выбора состояла в том, что любой кандидат обязательно относился к одному из двух противоборствующих кланов. Его избрание немедленно приводило к нарушению равновесия, чего все, кто определял выбор, по горькому опыту панически опасались.
Между тем время поджимало – по доносам надзирающих за порядком улица изготовилась поднять хвост.
Тогда кто-то отчаянный предложил послать за ним, ставя ему в заслугу как серьезное достоинство непричастность к межклановым разборкам. Только такой человек, твердил он на всех углах, беспристрастный и независимый, способен уравновесить противоречия. Удивительно, но с доводами смельчака согласились некоторые сенаторы, через них спорная идея проникла в Сенат.
Вскоре к нему зачастили ходоки от кланов. Вежливо выслушав господ, он не стал спешить с согласием, заявив, что распинаться перед посредниками не намерен. Свое упрямое нежелание идти навстречу он объяснил тем, что эти люди действуют слишком бесцеремонно, излагая обязательные условия для его избрания. Они опрометчиво отвели ему роль существа зависимого, начисто лишенного амбиций, единственным назначением которого отныне и навсегда должно было стать бездумное соблюдение только их интересов.
В конце концов, не дав ни тем, ни другим никаких обещаний, он переговоры