Как будто не шестнадцать лет,
А тысячи преображений
Ты нёс в себе. И мой портрет,
Белеющий над изголовьем,
С моей душой столкнулся вновь
В том беспощадном первом чувстве,
Людьми зовущемся любовь.
И от того противоречья:
От восхищения тобой —
Твои красивые движенья,
Твой профиль, тот же, что и мой, —
И в то же время неприятья
Твоей манеры говорить,
От моего воображенья
Пришло желанье – не любить.
Физически мне было больно,
Когда ты что-то говорил
С усмешкою высокомерной
И чёрной бровью поводил,
Что мысленно я так желала
В движении остановить.
И надвое меня ломало:
И ненавидеть, и любить
Одновременно – непосильно
Мне становилось. И душа,
Стеснённая, затрепетала,
Когда во тьме тебя нашла.
О, если б той далёкой ночью,
Когда ты на меня смотрел,
Пробравшись, как к своей Джульетте,
Мой дух на мой портрет слетел,
А я, оставшись только плотью,
В тебе Ромео приняла
И лишь мизинцем, незаметно,
О том почувствовать дала…
Как нежно бы пророчица-луна
В объятья нас с тобою приняла!
И оттого, что мы сошли с ума,
Какие б нам Любовь права дала!
Но я не знала древнего искусства:
И мы не пережили это чувство.
И ночь растаяла, как на песке вода,
И замелькали бешено года…
«В объятьях скрестив…»
В объятьях скрестив
Наши руки —
Увядшие крылья,
В потоках любви
Упивались
Бесчувствием веса.
Но близится день —
Опадает ночная завеса,
И чуть было стёртое время
Проявлено вновь,
И стала нелепо осмысленна
Наша любовь.
Вновь – цепи и пирс,
И к галерам прикованный торс;
А где же мой Пирр?!
Но пронзённый стрелой альбатрос
Мне в ноги упал,
Обагряя тунику и плащ.
И я поняла,
Что мечта о любви —
Не сбылась!
Стансы
Пока ладьи мятежных глаз
У переносиц на приколе,
Не в силах дать зарок в любви —
Должны! – согласно Божьей воле.
Со мной ты пел.
Когда мы возвращались.
В реке плыл май,
И в водах отражались
Прекрасные глаза
Моей трёхлетней Анны:
Глаза – что бирюза,
А помыслы – туманны!
Когда ты плыл с другой,
Всё резало весло
Тугую плоть воды.
И в середине реки свинцовой
Тонули тучи, и туманы вились,
И две