Вздыхая, охая и хватаясь за голову, при этом не отрывая трусливого взгляда от раскрытой дверцы сейфа, Агоян не видел этих глаз жены. Он, войдя во вкус, все сильнее принялся стонать и причитать. Но, пораженный наступившей тишиной, обернулся. Мысленно он уже приготовился к скандалу – слезам, истерике, крикам, упрекам, и лихорадочно соображал, как себя ему вести, что говорить.
Но его жена, застыв, смотрела прямо перед собой в одну точку неподвижными, немигающими, не меняющими выражения глазами.
– Не смотри на меня так! – взвизгнул Агоян, не выдержав. От страшного зрелища у него по спине потекла неприятно липкая струйка ледяного пота.
Это было неправдой – женщина смотрела не на него. По ее лицу, разом потерявшим все свои краски, все больше и больше растекалась смертельная бледность. Мало того, оно вдруг начало становиться синюшным – прямо на глазах.
– Ой, голова болит… – вновь попытался пожаловаться Агоян, – я тебе все потом объясню… Брехня все это…
Ответа не последовало. Подхватив дрожащей рукой полу халата, он стал тихонько пятиться к выходу из комнаты, вдруг ставшей такой страшной, и нечаянно натолкнулся на сына. Наступив на медведя, отшвырнул его в сторону. Мальчик заплакал.
– Убери его отсюда! Уведи в детскую! – истерично крикнул Агоян, в голосе которого появились неприятные, визгливые нотки, как у базарной бабы.
Но жена даже не повернула головы. Процедив сквозь зубы проклятие, Давид отодвинул плачущего ребенка в сторону и быстро выскользнул в гостиную. Ноги у него почему-то заплетались. Только тогда женщина медленно повернулась к стене, к раскрытому бандитами сейфу, и потом снова застыла…
Черный автомобиль, урча двигателем, медленно тронулся с места. За рулем сидел бандит, только что изображавший брата девушки. Рядом с ним – еще один. Кагул, все еще не снявший рясу священника, вместе с девушкой разместился на заднем сиденье.
Отвернувшись к окну автомобиля, девушка сохраняла напряженное молчание. Кагул вытащил из мешка небольшую коробочку, обитую черным бархатом. Раскрыл. Даже в темноте алмазы и рубины засверкали на колье.
– Посмотри! – осторожно, даже с некоторым страхом, он тронул девушку за плечо. – Посмотри, какая красота! Это тебе. Специально для тебя оставлю.
– Убери это, – она отмахнулась от него, как от надоедливого насекомого. Выражение лица при этом стало у нее злым.
– Таня!.. – опешил Кагул.
Таня, а это была именно она, обернулась к нему, сохраняя на лице выражение странной, пугающей и сосредоточенной злобы.
– Убери это, – резко повторила она, – я не люблю драгоценности. Ненавижу золото и камни. Ты же знаешь, что я никогда не оставляю себе награбленное.
– Да, я знаю, но я думал… – как-то виновато отозвался Кагул, –