Труп из Первой столицы. Ирина Потанина

волны седых волос. – Милена Иссен была знакомой Эфрона. Сергей Эфрон – милейший человек, семье которого я иногда помогала в знак уважения к поэтам и несчастным. В последнее время он занимался какими-то запутанными делами, связанными, кажется, с Союзом возвращения на родину или чем-то в этом роде. Меня он агитировать не смел, но многие, попав под его безграничное обаяние, готовы были все бросить и возвращаться в СССР. Милочка была как раз из таких. Она хотела на родину, хотела к сестре, хотела в общество, которое казалось ей идеальным… Эфрон сперва бедняжку обнадежил, но потом оказалось, что Союзу возвращения ее кандидатура не подходит. Революционной романтики – хоть отбавляй, но к лишениям особо не готова. И не владеет ораторским искусством. И так стеснительна, что журналистам не предъявишь. По правилам, Сергей должен был прекратить с Милочкой всякое общение, но он ведь прежде хороший человек, а потом уже агитационный деятель. И он решил помочь весьма экстравагантно. Через меня. Попросил меня взять Милену с собой в СССР в качестве компаньонки. Пусть переехать насовсем нельзя, но можно хоть одним глазком взглянуть на мир, который так тебя волнует.

      – Постойте! – резко перебила Эльза. – Сергей Эфрон и его жена – мои добрые знакомые. Я преклоняюсь перед талантом Марины, я помогала им обжиться, бывала у них дома. Это все какая-то фантастика. Отчего Серж не обратился напрямую ко мне?

      – Наверно, потому, что вы говорите всем все как есть, ничего не скрывая, а тут нужна деликатность, – пожала плечами мадам Бувье и тут же опять принялась извиняться: – Простите! Я на русском часто делаюсь неловкой в выражениях. Сама того не желая, говорю обидные вещи… По факту верные, но лучше б промолчать…

      – Вы даже извиняясь нахамили! – нервно рассмеялась Триоли. – Да ладно. Лучше продолжайте свой рассказ.

      – Мне, если честно, и прибавить нечего, – мадам Бувье опять попыталась пойти на попятную, но справилась с собой и заговорила. – В пути Милена, как вы уже знаете, разболелась. Мы много говорили, но все больше о душе и о призвании человека. Она оказалась убежденной марксисткой. Что, собственно, не важно… Знаете, за время путешествия я успела привязаться к своей мимолетной компаньонке. Я ее почти не знаю, но могу с уверенностью сказать, что она была хорошим человеком. Любому, кто на нее глянет, становилась очевидна ее любовь ко всему окружающему миру и ее увлеченность им… Да что я говорю, смотрите сами! – Бувье взяла из рук Триоле газету и, перевернув, показала недавний снимок с крупной подписью «Наши иностранные гости против антисоветской кампании во французской печати». Стало ясно, почему мадам Триоле хранила эту газетную вырезку. Впрочем, облик Милены это ничуть не прояснило.

      – Это Милена? – Коля наугад показал на самую высокую в сфотографированной группе девушку.

      – Да что вы! Это я! – немного даже кокетливо вскинула брови вверх мадам Бувье.

      – Вообще-то это Арагоша, – фыркнула