Олжус стоял на том самом месте. И чемодан стоял рядом. В ночной полутьме, в снегу они как бы окаменели – и человек, и чемодан.
Когда подъехали ближе, Геннадий Павлович, открыв дверцу, окликнул и предложил поехать домой – не стоять же здесь ночью, а дома, мол, можно хотя бы выпить чаю и согреться, можно заночевать. Снег мешал говорить. Геннадий Павлович вышел; ежась на ветру, он еще раз пригласил, позвал и наконец пропустил человека в малахае в глубь машины. Сам сел рядом, сказал: ну вот и слава богу, едем ко мне… Машина тронулась. Еле двигая каменными, замерзшими скулами, Олжус произнес:
– Нет.
Геннадий Павлович опешил:
– Почему?
– Я хочу к твоей знакомой. К женщине. У тебя есть знакомые?
Геннадий Павлович, несколько смутившись, объяснил, что знакомых, тем более таких знакомых, у него нет. Существовали давние, мол, знакомые женщины, но они уж точно меня забыли, как и я их забыл, я старый холостяк, я ведь не Костя Даев. Олжус молчал. Машина все еще ехала по Садовому, а Геннадий Павлович даже заулыбался при мысли, что он решится привести этого человека со стальными зубами к какой-нибудь стародавней приятельнице, которая и самого-то Геннадия Павловича может не пустить в дом, не сразу узнать. Машинально он полез в нагрудный карман, вынул записную книжку, оправдываясь, вертел в руках: вот, мол, пустая, без телефонов, – там только и есть записи очередных дел к отчету.
– Дай – сам найду, – сказал Олжус.
– Там ничего нет… – Геннадию Павловичу стало как-то конфузно за свою почти чистенькую книжицу, когда человек в малахае выдернул ее из рук Геннадия Павловича и теперь, не доверяя, сам вглядывался в чистые ее страницы при зыбком свете фонарей, что мелькали за стеклами такси.
Вдруг буркнул:
– А пиво?.. Почему мы едем без пива – давай повернем, поедем в тот магазин.
– В какой?
– В тот, где пиво.
– Это недалеко. Но ведь он закрыт. Уже ночь – магазин наверняка закрыт, – уверял Геннадий Павлович.
Но Олжус настаивал, что там было замечательное пиво и что они поедут именно туда, – деньги есть, значит, пиво будет. А если нет пива в магазине, они поедут в ресторан, нет в ресторане – в аэропорт. Припомнив ту улицу и тот поворот к замечательному магазину, Олжус выкрикнул название улицы таксисту, он рявкнул, почти как Костя Даев, и таксист тотчас повернул, поехал, даже поспешил – и теперь с каждой минутой таксист все больше слушал Олжуса, как и тот таксист, предыдущий, слушал Константина Даева. У магазина они встали – Геннадий Павлович приоткрыл дверцу машины, показывая и поясняя, ну, разумеется, мол, закрыто в ночной час. Он повторил, что и в ресторанах сейчас пива нет и что дома у него, к сожалению, только чай, но ведь чай с мороза – это чудесно. Он пояснял, как он заваривает чай, когда Олжус, убедившись, что окна темны и что магазин с пивом закрыт, негромко и даже как-то нараспев, мешая родные слова с русскими, выбранил такой мороз и такой