Ее назвали Эрикой Пятой, потому что она была пятой Эрикой, абсолютно идентичной первым четырем, которую вырастил Виктор в одном из резервуаров сотворения в лаборатории «Руки милосердия» в Новом Орлеане. Полностью соответствуя его идеалам красоты и обаяния, все пятеро, одна за другой, служили ему женами, разумеется, без оформления официальных документов.
Первые четыре Эрики, так или иначе, вызвали недовольство Виктора, и он их убил, одну за другой. Эрика Пятая, Эрика Гелиос – точнее, Эрика Франкенштейн – также не сильно порадовала его за короткий период ее использования, но убить ее Виктор просто не успел.
В это октябрьское утро, как и чуть больше двух минувших лет, она жила под именем Эрики Сведенберг. Свою жизнь, не оборвавшуюся со смертью Виктора, она воспринимала не иначе, как чудо.
Две главные улицы Рейнбоу-Фоллс, Беатут-авеню и Коди-стрит, пересекались в центре города. В торговых кварталах вдоль тротуаров выстроились притягательно старомодные двух– и трехэтажные дома, построенные в девятнадцатом и самом начале двадцатого столетия, с толстенными кирпичными стенами, уберегающими от лютых зимних морозов.
На Коди, в половине квартала к востоку от Беатут, Эрика свернула к тротуару и припарковалась у «Пекарни Джима Джеймса», которая открывалась до зари, обслуживая любителей раннего завтрака. Эрика приезжала в город раз в неделю, чтобы купить десяток аппетитных булочек с корицей и орехами, поблескивающих белой глазурью. Вкуснее этих булок она не пробовала.
Джим Джеймс выпекал их сам, по рецепту его матери, Белинды. Сводный брат Джима, Энди Эндрюс, держал «Кафе Энди Эндрюса», расположенное в двух кварталах к северу на Беатут, в котором меню ленча и обеда составляли блюда по рецептам матери. Если в выборе имен для детей Белинда воображения не проявила, то с готовкой все обстояло с точностью до наоборот. И своими секретами она поделилась с сыновьями.
Выключив двигатель, но еще не успев открыть водительскую дверцу, Эрика увидела человека, которого знала. Он шел по тротуару. Мужчина в черных ковбойских сапогах, джинсах и черной кожаной куртке, слишком уж хорошего качества и покроя, чтобы продаваться в магазинчиках захолустного Рейнбоу-Фоллс. Высокий мужчина. Подтянутый. Сурово-красивый.
Виктор. Виктор Гелиос, он же Франкенштейн. Ее муж, мучитель, хозяин, которому ей полагалось безропотно повиноваться, ее создатель. Она верила, что он умер. А если и не умер, то живет где угодно, но только не в Монтане.
Он шел, глубоко задумавшись, сунув руки в карманы куртки, наклонив голову, не отрывая глаз от тротуара. Клубы его теплого дыхания расцветали и