«Не дрейфь, прорвемся!» – успокаивала Оторва.
Два эти голоса – Оторва и Дама – вели меж собой постоянный спор, доказывая каждая свою правоту, а Лиде оставалось только делать выбор, что было непросто. Узнав о благополучном поступлении дочери (Лида очень понравилась принимавшему экзамены Баталову), Татьяна Игоревна была крайне удивлена и вместо поздравлений зачем-то стала по телефону рассказывать дочери про то, что Колесов с треском провалился в институт и теперь Димина мамаша с ней не здоровается, так как убеждена: сын не поступил, потому что голова у него была забита несвоевременными любовными глупостями. Зато Николай Павлович, игравший когда-то в студенческом театре, пришел в неописуемый восторг. Родители часто оставляют детям в наследство свои неосуществленные мечты. И напрасно.
Через полчаса художники, побросав клиентов, сгрудились вокруг почти оконченного портрета.
– Ну и гад же ты, Лихарев! – восхищенно вздыхал псевдо-Сезанн.
Володя, побледневший и весь покрытый испариной, тихо распорядился:
– Лак!
Ему тут же подали баллончик с надписью «Прелесть». Он выпустил коническое облачко, и в воздухе запахло парикмахерской.
– А это зачем? – спросила Лидия Николаевна.
– Чтобы рисунок не стерся со временем, его надо зафиксировать.
– А почему лаком для волос?
– Для красоты. Хотите взглянуть?
– Конечно хочу!
Володя еще раз внимательно посмотрел на рисунок и медленно повернул папку. Несколько минут Лидия Николаевна вглядывалась в лицо, живущее на бумаге. Сходство художник схватил изумительно, причем сходство это было словно соткано из бесчисленных, нервно переплетенных линий. Казалось, линии чуть заметно колеблются и трепещут на бумаге. Но больше всего поразило ее выражение нарисованного лица, исполненное какой-то печальной женской неуверенности, точнее сказать – ненадежности.
– Непохоже? – улыбнулся Володя.
– Похоже… Разве я такая?
– Да, такая. Я вас предупреждал. Давайте лучше я оставлю рисунок у себя!
«Пусть оставит у себя!» – маминым голосом посоветовала Дама.
«Щас! Может, этот Володя потом прославится. И будешь рвать на себе волосы эпилятором! Забери, но от Эдика спрячь…» – распорядилась Оторва.
– Костя, возьмите портрет! – приказала Лидия Николаевна. – Сколько с меня?
– А сколько не жалко! – Художник изобразил дурашливый лакейский поклон.
– Костя, заплатите пятьсот долларов!
Подземные художники, услышав сумму, зароптали.
– Ско-олько? – опешил телохранитель. – Лидия Николаевна, да у них тут красная цена – пятьсот рублей! За свой я вообще двести отдал! – И он показал хозяйке лист, с которого гордо смотрел супермен-красавец с эстетично травмированным носом.
– Делайте, что вам говорят!
– Тогда