Митька Самара взял с собой двух братьев-близнецов Афоньку да Алешку Углицких, получил продукты – оказалась там и холодная пшенная каша, вздобренная постным маслом. Ели молча, вслушиваясь в мерный плеск воды о борт струга. Изредка, малость ослабнув, на порывистом ветру хлопал, вновь надуваясь, парус.
– Где же наш полковой воевода казаков да своровавших стрельцов думает промыслить? – повернулся к Аникею Хомуцкому Гришка Суханов. – Неужто в каменной крепости городка? Оттуда их пищалью не выбить, довелось мне видеть тамошний каменный кремль, будто с Астраханского кремля слеплен. Да и наши пушки маловаты стены порушить ядрами. Надо осадные тащить к Яицкому городку…
Пятидесятник, проглотив ложку каши, покосился на дотошного расспросчика, отбуркнулся:
– По мне, так и вовсе нечего их искать! Пущай идут хоть к Стеньке, хоть еще куда подалее… Своих заботушек не изжить счастливо, а тут еще всякое валится!
Из воеводской каюты вышел личный кашевар князя, ложкой выгреб за борт остатки недоеденной каши.
– Осетров прикармливает воевода, – пошутил острослов Митька Самара, сам выгребая кашу из миски до последнего зернышка, начал есть, откуда и аппетит появился! Сказалась-таки работа на тяжелых веслах.
– А вот как побьем своровавших стрельцов, так и воротимся сюда для рыбного промысла, – без улыбки откликнулся старый Беляй. И вздохнул стрелец – дома, в Самаре, остались женка Маняша, четыре дочурки да сноха Акулина. А сын Томилка, молодой стрелец, сложил уже головушку под Царицыном в нечаянной сшибке с ногайскими набеглыми шайками. И что с ними будет, если и он, последний кормилец в семье, сгинет где-нибудь в яицких камышах?
Аникей Хомуцкий, похоже, думал об этом же, потому как негромко проворчал, уставя глаза неподвижно поверх фальшборта на пологие длинные волны сине-зеленого цвета и с белыми чайками на них:
– Дай-то Бог воротиться… Не сгинуть в треклятом море, как сгинули четверо стрельцов с другом нашим Никиткой Кузнецовым! Будто сглотнула их Хвалынь, даже шапок к берегу не вынесло… А может, это они в образе белых птиц около нас летают, а? – и такая нечеловеческая тоска слышалась в голосе Аникея, что Митька Самара даже испугался за своего свояка – не к добру подобное настроение перед тяжким боем с казаками!
– Да-а, нету наших товарищей, канули… – вспомнив Никиту Кузнецова, со скорбью сказал, не удержавшись от печали, и сам Митька Самара, который раз помянув пропавших в море друзей. – И мы не на крестины собрались… И не избыть нам никак тяжкой царевой службы, разве только голову сложить…
– Вот было бы славно, кабы своровавшие стрельцы да годовальщики успели сойти в море к Стеньке Разину, а? – вслух подумал о заветном Гришка Суханов, заглядывая в пустой котел. – Все выскребли? Надо же, не наелся… Мы бы к Яицкому городку присунулись, а их уже и след простыл! Нам и делать