– Так ты женщина? – удивился Гарт, услышав голос. Не медля спешился, подошел, слегка поклонился. – Вот уж не ожидал. – И усмехнулся: – Думал, Мерлин. На, возьми, добрая женщина. – И Гарт вложил в руку нищенке свой кошелек. – Там около сорока су. А больше у меня ничего нет, даже хлеба на дорогу.
Не сводя с него глаз, женщина взяла кошелек, взвесила на руке.
– Как же сам обойдешься без денег? – спросила. И прибавила: – Рыцарь, вооружен, на коне – и без единой монеты.
– Тебе они нужнее. А я уж обойдусь. Повезет – встречу кого-нибудь на пути, а нет, так… Но отчего ты так пристально меня разглядываешь? Розы на мне не растут, а по возрасту я тебе не пара.
– Красавчик ты, рыцарь, вот почему гляжу, – неожиданно улыбнулась старуха. – Не удивляйся. Любуюсь. И я ведь когда-то была молода. А нынче – лет сорок скинуть бы мне – мой бы ты был и не уйти тебе от меня. В огонь за тобой пошла бы. Кроме того, что хорош собой, еще и вежлив. Другой не счел бы нужным сойти с коня, а ты подошел, деньги отдал, да еще и поклонился при этом старости моей…
– Милосердие – первейший долг рыцаря, – ответил ей на это Гарт, – а уважению к старости меня учили с юных лет. Сами когда-нибудь будем такими. Так говорили отцы Церкви, где я обучался наукам.
– Присядем. – Она указала клюкой на поваленное дерево. – Зачем стоять?
Помолчав некоторое время, старуха снова заговорила:
– Я задам тебе еще вопрос, а потом назову твое имя. Угадать нетрудно, – я давно поняла, кто передо мной. Но скажи, ты не трувер ли? Развелось их нынче. Бездельники. Сочиняют свои канцоны и сирвенты, веселят баронов в замках, тем и живут.
– Я не трувер. А ремесло это, кстати, не хуже любого другого. Каждый по-своему зарабатывает свой хлеб. Ты просишь милостыню, он сочиняет и поет песни.
– Что ж, – согласно кивнула старуха, – среди них есть неплохие ребята – бьют по церковникам, не щадят даже папу. Но подвизаются на этом поприще и негодяи, мечтающие кружить головы замужним дамам или петь вообще черт знает о чем, – что в голову взбредет. А есть такие, как Бертран де Борн. Он барон и как воин прославляет войну. Но как человек из знати ненавидит сервов, вилланов и горожан. Они для него вроде навоза. Послушай-ка, что он пишет:
Если причинят виллану
Вред, увечье или рану,
Я его жалеть не стану, —
Недостоин он забот.
Кто своих вилланов холит
И им головы позволит
Задирать, – безумен тот.
Мерзавец! Ни во что не ставит вилланов и любит войну, а сам едва держится в седле. Попадись он тебе, ты бы живо душу из него вытряс.
– Как знать, – возразил Гарт, – быть может, он одержит верх в честном поединке.
– Никогда! С тобой не сравнится ни один. Ты выбил из седла самого графа Вермандуа, а за ним его сенешаля. Лучшие были бойцы на турнире в Жизоре. Ведь ты Марейль и тебя зовут Гарт, я сразу догадалась. Слава о тебе бежит по землям короля и Генриха