недоумок.
– Мой младший брат – недоумок, – с иронией поясняла Мария-Христина своим анаболическим любовникам.
По прошествии некоторого количества лет Габриель перекочевал в разряд старшего брата: Мария-Христина всеми силами старается удержаться на расплывчатом возрастном рубеже «около тридцати». Она ни за что не сдаст своих позиций, хоть бы и небо упало на землю, хоть бы и Лапландия оказалась завоеванной китайцами, вышвырнувшими оттуда Санта-Клауса, и оленей Санта-Клауса, и всех других оленей; так какая перспектива ожидает Габриеля? Стать дядей, а потом – другом отца, а потом – двоюродным дедушкой вечно юной Марии-Христины. При условии, что ее набеги на дом Габриеля не сойдут на «нет» окончательно.
Не сойдут.
Какими бы искренними ни были надежды Габриеля на обратное.
Неуемной Марии-Христине просто необходимо толочь кого-то носом в дерьмо неудавшейся жизни. И Габриель – самая подходящая для этого кандидатура, самая безответная. Не потому, что Габриель – слабак и никудышник, а потому, что он ни разу не позволил себе воспрепятствовать бесчинствам Марии-Христины. Он ведет себя по отношению к ней как философ и стоик, как самый настоящий старший брат, как любящий друг отца, как всепрощающий двоюродный дедушка. Бедная ты, бедная, меланхолично размышляет Габриель, столько усилий, чтобы удержаться на плаву – и где гарантия, что усилия эти не окажутся напрасными? Что молодые любовники не бросят тебя, а читатели не увлекутся другой, более занятной и менее бездарной беллетристкой. Лишь преданность Пепы не вызывает сомнений, но и здесь тебя поджидает неприятное открытие, бедная Мария-Христина: собаки живут много, много меньше, чем люди. Так что разлука с Пепой по причине ее естественной старости и естественной смерти неизбежна, если, конечно, вы внепланово не погибнете вместе. В какой-нибудь автомобильной, железнодорожной или авиационной катастрофе. Или в результате террористического акта, или от рук психически нездорового человека, а – проще сказать – маньяка, насильника и убийцы.
Нет-нет, последний вариант ни за что не устроил бы Марию-Христину, слишком постыдным и нелицеприятным он выглядит. Террористический акт тоже вызвал бы у нее негодование, равно как и железнодорожная и авиационная катастрофы: в этих прискорбных случаях счет жертв идет на десятки, а то и сотни, и Мария-Христина автоматически стала бы одной из…
Одна из —
вот что категорически не приемлет сестра Габриеля, отравленная случайной и зыбкой славой. Даже ее гипотетическая смерть должна быть эксклюзивной, единственной в своем роде. При этом желательно было бы и вовсе не умирать, но смерть – самый лучший информационный повод, который только можно придумать. В минуты недолгих, надменных и подогретых алкогольными парами откровений Мария-Христина