– Хотите сказать, Алексей Тихоныч, что удалось выйти на целую цепочку? – предположил подполковник, не спуская бегающих глаз с медленно поворачивающимися влево-вправо зрачками со словно плывущей по воздуху фигуры Корнача.
– Не хочется сглазить, но дело куда серьезнее и масштабнее! – Генерал подошел к окну, отдернул штору и застыл, вглядываясь в копошащийся внизу Литейный проспект. – У нас под круглосуточным колпаком сейчас находится не только «окно» на таможне, откуда в страну просачивается груз, не только склад его временного хранения на территории одного маленького провинциального городка неподалеку от Питера, не только пофамильно все задействованные в поставке кокаина барыги, числом двенадцать, но и пять основных оптовых дилеров с их сетью распространения по районам, насчитывающей до полусотни уличных и клубных торговцев. В нашей базе данных досье на каждого, и единственной проблемой на сегодняшний момент остается сам Карим Лерой, гражданин Республики Нигерия, студент-заочник Горного института и идеально чистая перед законом личность, если не принимать в расчет оперативные сведения, не подкрепленные свидетельскими показаниями и уликами! Вот и получается любопытный расклад…
– В котором недостает только повода, дающего законное право со спокойной душой запихать Лероя в камеру, и против которого даже личный адвокат бедного студента, господин Свербицкий, не найдет убедительных аргументов, – закончил за генерала Трегубов. – Любопытно, честное слово! Как же это ваша «контора» нас так круто обскакала, а, Алексей Тихоныч?
– Так уж получилось, дорогой, не обессудьте, – развел руками Корнач и, одернув пыльную штору на окне, вернулся к столу. Сел напротив Трегубова и сложил руки перед грудью. – Но последний аккорд в этой сложной и кропотливой операции предстоит поставить именно вам, товарищ подполковник.
– Я не знаю всех ваших планов, товарищ генерал, но полагаю, что нам нужен свидетель, уже засвеченный в милиции наркобарыга, который мог бы дать против Карима Лероя показания, черным по белому назвав его главным распространителем «дури» в Питере! – немного поморщив лоб, заметил Трегубов, лукаво поглядывая на генерала из-под бровей и облака сигаретного дыма.
– Вы просто читаете мои мысли, Михаил Юрьевич, вот что значит профессионализм, – кивнул, едва обозначив улыбку, Корнач. – Надо дать Дрееву шанс реабилитироваться, по крайней мере в собственных глазах… Если у такого опытного оперативника, как он, земля под ногами горит, а на душе лежит камень и жмет сердце вина за гибель друга, капитан достанет этого вурдалака хоть из-под земли, заставив написать собственноручное чистосердечное, что именно он, Гоблин, будучи еще годовалым младенцем, лично стрелял в товарища Андропова на улице Чаплыгина… В общем, я уверен, что Дреев перевернет весь город, все притоны и шхеры, но Гоблина этого найдет и расколет уже через несколько дней! –