И, главное, штраф-то она так и не заплатила.
К дому Марьяна долетела, словно на крыльях. Из всех окон бил свет, и деревья у стен, чудилось, ежились, исхлестанные этими жгучими лучами.
Привычным взглядом нашла свой балкон. Отцовское окошко тихонько мерцает, как бледный фонарь светляка: горит лампа над изголовьем.
Ворвалась в квартиру, лязгая ключами.
– Это я! Ты не спишь? Переволновался? Не представляешь, что со мной было! Называется, жадность фраера сгубила! – кричала Марьяна, расшвыривая сапоги, кидая на пол шубу с шапкой.
Схватив за горлышко неожиданный трофей и взлохматив смятые волосы, она ворвалась к отцу, но ноги ее подогнулись, и Марьяна села прямо у порога.
Постель была вся разорена, простыни сбиты, подушки, одеяла валялись на полу. Отец распростерся в странной, изломанной позе. И на его лице застыло то же самое измученное, страдальческое выражение, которое она видела в своем сне.
Марьяна спала и видела сон, а ее отец в эту минуту умирал. Эта смерть ей снилась! Да за что, за что же судьба так злобно с нею обошлась?
Она коротко, пронзительно вскрикнула – и зажала рот рукой. Господи, как тихо было, мертвенно тихо! Не сразу поняла, что остановился громко щелкавший будильник у изголовья кровати, да и не он один – все часы в доме, как оказалось, стояли. И все стрелки сошлись на полуночи.
Новогодняя полночь! Он умер в полночь, когда люди смеялись, поздравляли друг друга, мечтали о будущем, поднимали бокалы с шампанским!
Шампанское… Это слово прорвало оцепенение, овладевшее Марьяной.
Шампанское.
Она перевела взор на темно-зеленую тяжелую бутылку.
«Главное, ты его выпить не забудь потом…» – словно наяву произнес родной голос, и Марьяна вскрикнула:
– Ты знал? Ты знал, что так будет? Ты знал, ты меня нарочно отослал!..
Тишина. «И безответен неба житель!» Отец часто цитировал эти слова Пущина, но каким новым, каким странным смыслом они сейчас наполнились!..
Цепляясь за стенку, Марьяна медленно поднялась и приблизилась к отцу. С трудом закрыла ему глаза монетами; как могла, подвязала уже охолодевшую челюсть; а руки и ноги были так сведены предсмертной судорогой, что с ними она не справилась: просто накрыла тело новой простыней и ушла на кухню. Надо, наверное, позвонить… куда звонят в таких случаях? В больницу? В милицию? Но сначала – шампанское. Pаз он так хотел… полусладкое…
Неожиданно легко, без выстрела, без брызг, открыла красивую бутылку. И правда – называется «Губернатор». Придумают же!
Налила в бокал.
Горло сжималось, но Марьяна старательно проталкивала в него глоток за глотком, словно выполняла нелегкую, но необходимую работу. Вкуса она не чувствовала да и вряд ли осознавала, что, собственно, делает. Сейчас всем, что было для нее самым святым: жизнью матери и смертью отца… – она клялась, что найдет того парня, того водителя, того