– Вы в этом уверены? – спросила Кин с сомнением в голосе. – Она так прелестна!
– Одних внешних данных недостаточно, – пожал плечами Дзэнко. – Поймите, она окончательно повзрослеет и расцветет лет эдак через десять. Это очень важное обстоятельство.
– Да, наверное, вы правы. – Томо пронзила ледяная дрожь. Ей вдруг показалось, что она прикоснулась к лезвию меча. Подобное ощущение возникло у нее и во время танца «Цветение сливы».
Скованная грация движений, наклон головы, повороты и трепет гибкого тела были девственно чисты, непорочны и одновременно чарующе обольстительны. Танец рассказывал о чувственной любви мужчины и женщины, но исполняла его простодушная девочка, почти ребенок.
Томо смотрела и смотрела на юное создание, такое невинно грациозное и безумно соблазнительное в каждом взмахе руки, в покачивании плеч, и невольно думала: «Что мы делаем? Какую травму нанесем этой девочке? Что вылепит из нее Сиракава, когда она попадет в его ловкие, умелые руки?»
Томо, задержав дыхание, непроизвольно зажмурилась. Она вдруг ясно представила себе мужа, сжимающего в страстных объятиях хрупкую Сугэ. Удушливая волна обрушилась на Томо. Судорожно вздохнув, она широко распахнула глаза, силясь отогнать от себя кошмарное видение. И тут же ее затопила жалость к белокожей малютке, которая, как большая бабочка, порхала перед ней. И одновременно ревность, жгучая ревность болезненной судорогой пронзила дрожавшее от напряжения тело Томо.
Все это время ее мозг будто дремал, оглушенный бесконечными поисками. Она жила и действовала бездумно, отстраненно, как заводная кукла, ничего не ощущая. Но внезапно размытый, неопределенный образ наложницы начал приобретать реальные черты. Томо, словно очнувшись от эмоциональной спячки, вдруг почувствовала, что в ней нарастает неуемный голод, как бывает в дни поста. Но думала она, конечно же, не о еде. Она осознала, что собственноручно отдает мужа другой женщине, и задохнулась от боли. Мужчина, который спокойно, с безразличной усмешкой причиняет жене такие страдания, – чудовище, жестокое и бессердечное.
Муж был для Томо центром вселенной, вся ее жизнь была подчинена служению этому божеству. Восстать и низвергнуть идола она не могла, она бы одновременно разрушила и себя.
И была любовь… Жар страсти затмевал доводы рассудка, слепил глаза. Безответная любовь испепеляла Томо. Она дарила, щедро отдавала всю себя, целиком, а в ответ не получала ничего. Но, несмотря ни на что, мысль уйти от мужа никогда не приходила ей в голову. Да, Томо была прикована к супругу крепкими цепями: хозяйство, налаженная жизнь, деньги, сын Митимаса и дочь Эцуко. Но сильнее всего было страстное желание любой ценой заставить мужа услышать биение ее сердца, заставить его понять ее сокровенные мечты. Потому что только он один мог наполнить радостью ее тело и душу.
А теперь другой человек, красивая девочка, встанет между супругами. Сиракава и прежде не баловал Томо особым