– «Но у тебя есть я».
– «Люби меня всегда».
– «Не могу не влюбиться», – нашлась Конни.
Стоя, Гарри легче было определить, с какой стороны доносились голоса. Оба они, и Конни, и маньяк, находились где-то впереди. Но были ли они рядом или на расстоянии друг от друга, трудно было понять. Глядя поверх ряда коробок, он не мог видеть, что творится внизу, в проходах между ними.
– «Не будь жестокой», – взмолился маньяк.
– «Люби меня», – с готовностью предложила Конни.
– «Я хочу, чтоб сегодня ты стала моею».
Голоса их доносились спереди и чуть правее того места, где он стоял, и звучали очень близко друг от друга.
– «По уши влюблена», – настаивала Конни.
– «Не будь жестокой».
В голосе бандита, в быстроте, с которой он выпаливал ответы, и в повторении им одного и того же названия Гарри чутко уловил нарастающую напряженность диалога.
– «Мне любовь твоя нужна сейчас».
– «Не будь жестокой».
Гарри решил пренебречь опасностью. Быстро зашагал к тому месту, откуда доносились голоса, туда, где больше всего толпилось манекенов, стоявших кучками в нишах и проходах между коробками. Бледные плечи, изящные руки, указующие в пространство или поднятые вверх, словно в приветствии. Намалеванные глаза, слепо глядящие в темноту, нарисованные губы, растянутые в полуулыбке, в которой не было искренней радости, в приветствии, так никогда и не произнесенном, в страстном вздохе, не выражавшем истинного чувства.
Паукам тоже очень приглянулись эти ниши, судя по количеству паутины, застрявшей у него в волосах и прилипшей к одежде. То и дело приходилось смахивать с лица ее полупрозрачную кисею. Тонкие нити забили рот, опутали язык, вызывая обильную слюну и чувство тошноты. Поперхнувшись, вместе со слюной он выплюнул слипшийся комок паутины.
– «Сейчас или никогда», – пообещала откуда-то совсем рядом Конни.
Ставший уже заезженным ответ прозвучал на этот раз не столько безотрадной мольбой, сколько грозным предупреждением:
– «Не будь жестокой».
У Гарри возникло ощущение, что Конни не только не удалось усыпить бдительность маньяка, но что тот последовательно готовил почву к следующему взрыву.
Он продвинулся вперед еще на несколько футов и остановился, поворачивая голову во все стороны и внимательно вслушиваясь, так как боялся из-за стука собственного сердца, громовым эхом отдававшегося в ушах, упустить какой-нибудь едва различимый шорох.
– «Я твоя», «Марионетка», «Расслабься», – увещевала маньяка Конни, переходя на трагический шепот, чтобы усилить эффект интимной близости у своей предполагаемой жертвы.
Относясь с должным уважением к искусству и к ее профессиональному чутью, Гарри боялся, что, стремясь во что бы то ни стало околпачить преступника, она не полностью отдавала себе отчет, что его ответы могли проистекать не столько от его замешательства и вселенской тоски, сколько от желания околпачить ее саму.
– «Ставлю