Через два дня гомчен, услышавший о несчастье со мной, прислал мне черную кобылу, чтобы я доехала до него. Во время поездки ничего плохого не произошло. По горным тропам, петлявшим среди лесистых кряжей, я добралась до поляны у самого подножия очень крутой, лишенной растительности горы, увенчанной зазубренным гребнем черной скалы. Чуть вдали, наверху, отмеченное флажками жилище отшельника.
Лама спустился и встретил меня на полпути, а потом повел по извилистой, петляющей тропе, но не в свою хижину, а в другое укромное место – примерно в миле от своего жилья.
Заварил чай со сливочным маслом в большом чайнике, – на полу посреди комнаты разведен костер. Впрочем, слово «комната» может ввести в заблуждение – она не в доме, где гомчен жил, а в маленькой пещере, закрытой стеной из не скрепленных между собой раствором камней; два узких проема менее двух дюймов высотой служат окнами. Несколько досок, грубо отесанных топором и связанных вместе веревкой, образуют дверь.
Из Тангу мы выехали поздно, и, когда прибыли, уже смеркалось. Слуги расстелили одеяла прямо на камнях, и гомчен отвел их спать в хижину, по его словам, рядом с пещерой. Оставшись одна, я вышла из своей берлоги: луны нет; едва различаются белые массы ледника за темнеющей долиной, а мрачные вершины гор над моей головой устремляются к звездному небу. Подо мной лежит темная дымка, сквозь нее доносится грохот несущегося вниз потока. В такой тьме я не решаюсь идти дальше, – тропа шириной в ступню и упирается в пропасть. Оставляю исследования до утра; вхожу в пещеру и ложусь. Не успеваю закутаться в одеяла, как огонь вспыхивает и гаснет: слуги забыли наполнить фонарь керосином. Спичек под рукой нет, где что расположено в моем доисторическом жилище я не запомнила, и боюсь двигаться – ничего не стоит пораниться об острые выступы скал.
В «окна» и дверные щели дует сильный ветер; сквозь отверстия в камнях на мое аскетическое ложе смотрит звезда, словно спрашивая: «Удобно тебе? Что ты думаешь о жизни отшельников?» Явно издевается надо мной – иронически подмигивает!
– Да, у меня все в порядке, – отвечаю. – Даже еще лучше, в тысячу раз… я в полном восторге и чувствую: жизнь отшельника, свободная от того, что мы называем «удобства и удовольствия мира», – самая лучшая.
Тогда звезда отбросила насмешки, засияла еще ярче и стала больше, осветив всю пещеру.
Если мне дано умереть в этом уединении,
мое желание исполнится, —
говорит она, цитируя стихи Миларепы[30]. Голос ее выражает сомнение, что приглушает серьезность сказанного.
На следующий день я поднималась в жилище гомчена. Оно тоже расположено в пещере, только просторнее и лучше обставлено, чем мое. Весь пол пещеры под аркообразной каменной крышей окружен стеной из ничем не скрепленных камней, вход снабжен основательной дверью.