Профессор Минц, хоть и добрый, гуманитарный (так теперь принято говорить) человек, замыслил уже страшную месть. Где-то у него хранилась бутылочка со средством «Трудолюбин». Принявшего средство охватывало неудержимое желание трудиться. Двадцать четыре часа без передыху.
Но тут открылась дверь, которая никогда не запиралась, о чем в городе знала любая бродячая кошка, и вошел сантехник – нет, не Кеша, а другой человек. Немолодой, приятный лицом и манерами.
– Вызывали? – спросил он.
– Ох и вызывал! – ответил профессор. – Вы водопроводчик?
– Сантехник, – сдержанно поправил его мужчина. Был он одет в скромный, но чистый комбинезон и кроссовки «Адидас». В руке чемоданчик – потертый, но целенький и чистый. Все в водопроводчике вызывало доверие.
– Заходите, – попросил его Минц.
– Спасибо, Лев Христофорович, – ответил водопроводчик и принялся вытирать ноги о коврик у дверей.
Профессора не удивило то, что сантехник его знает. Великий Гусляр не столь велик, чтобы в нем мог затеряться ученый с мировым именем.
Профессора смущало другое – он этого сантехника уже видел, знал, даже был с ним знаком. Но нечто мешало его узнать.
– На что жалуемся? – спросил водопроводчик. – Что беспокоит?
Профессор провел сантехника в ванную, где из крана текла вода струей с палец, а на полу стояла лужа.
– Так-с, – сказал сантехник. – Надо менять. И не мешает почистить.
– Только прошу вас, – сказал проницательный Минц, – не говорите мне, что прокладки кончились и их можно достать только за тройную цену, что краны исчезли из продажи…
Сантехник весело рассмеялся и, поставив на пол чемоданчик, присел возле него, раскрыл жестом фокусника, и внутри обнаружились разнообразные запасные части, прокладки и даже краны.
– А вы говорили! – улыбнулся сантехник, подняв лицо к профессору.
– Илья Самуилович! – воскликнул Минц. – Как же я вас сразу не узнал! Вы же наш зубной врач!
– Все в прошлом, – сказал зубной врач.
– Что же случилось? Какая беда?
Илья Самуилович вытащил из чемодана нужные прокладки и самый красивый из кранов. Потом завернул воду и принялся за работу. Все это время Минц задавал вопросы, а Илья Самуилович на них с готовностью отвечал.
– На пенсию вам рановато…
– Не стесняйтесь, – отвечал дантист. – Вы меня не травмируете. И если вы считаете, что я потерпел жизненное фиаско, то, заверяю вас, – ничего подобного. Мне просто сказочно повезло.
– Как так?
– Мне предложили хорошую работу, и я на нее согласился.
– Разве у вас была плохая работа?
– Мне казалось, что она была неплохой, но я ошибался.
– Но вы недурно зарабатывали?
– Я не жаловался.
– К вам записаться было нелегко.
– Знаю, знаю, но это происходило оттого, что в нашем городе нет хороших дантистов. На фоне остальных я выглядел лебедем.
– Вы хотите сказать, что добровольно изменили свою… специальность?
– Говорите прямо – судьбу!
Минц смотрел на то, как сантехник трудится. Его руки так и летали над ванной. И весь жизненный опыт Минца говорил ему, что он видит перед собой мастера своего дела, человека талантливого, влюбленного в профессию, пускай скромную и недооцененную современниками, но такую нужную!
– Как же это произошло? – спросил Минц.
– В этом нет секрета, – сказал Илья Самуилович. – Площадь Землепроходцев, дом два.
– И что там?
– В случае если вы сами не поймете, – ответил сантехник, – я буду рад вам все объяснить, но только в нерабочее время. Поймите, меня ждут страдающие люди! И многие из них проклинают сантехников в целом, потому что в нашей среде еще немало таких типов, как некий Кеша.
– О, Кеша! – воскликнул Минц со злодейским английским придыханием. Иначе произнести это имя он был не в состоянии.
Быстро и качественно завершив свой труд, зубной врач покинул Минца, решительно отказавшись взять чаевые. Причем Минц и не настаивал, потому что его не оставляло ощущение ка кого-то розыгрыша. Будто зубной врач ему почудился. Хотя краны работали нормально, не пропуская ни капли воды, а лужу на полу Илья Самуилович сам вытер перед уходом.
Когда дверь за сантехником закрылась, профессор Минц уселся в продавленное кресло и принялся размышлять. Как настоящий мыслитель, он не выносил сомнительных ситуаций. Всему должно быть объяснение. Это и есть принцип гностицизма, который исповедовал Лев Христофорович. А если объяснения нет, значит, либо мы его плохо искали, либо оно недоступно на современном примитивном уровне развития нашей науки.
Имеем удачливого, умелого, уверенного в себе зубного врача. Имеем подчеркивающего свое счастье сантехника.
Один и тот же человек. А тайна хранится на площади Землепроходцев.
Профессор