Забирается кедр туда, где берут начало горные реки и рождаются сизые туманы. Он любит держать на своих макушках ночующие облака. Кедр добр и щедр. Всё живое в тайге не прочь укрыться в его пушистых ветвях и полакомиться кедровыми орешками. У кого зубы остры, клюв крепок, кто научился добывать ядрышко – тот лакомится орешками, а неумеха только облизывается.
Меня Степан-лесник научил, как с высоченного кедра орешки добывать. Нелегко это. Ну да мне много не надо, хотя все из тайги стремятся побольше богатства увезти – орехов, рыбы, дичи. А мне рюкзачишко орехов хватит на зиму щёлкать, а вот таёжной жизни я бы три короба увёз. Да только не так это просто. Надо с тайгой крепче сродниться, сотни километров звериных троп пройти, у костра все рассказы таёжников выслушать, ложиться спать, когда ковш Большой Медведицы ручкой вниз опрокинется, а вставать с утренней зарёй, тогда непременно бодрым и крепким станешь и с багажом приедешь!
Таёжный чай
Не вздумай спрашивать у настоящего таёжника, какой он пьет чай: индийский или цейлонский. Засмеёт таёжник…
Я первый раз тоже попал впросак. В рюкзаке у меня лежало несколько пачек индийского чая, самого высшего сорта. Я достал одну и собрался удивить всех редкостной заваркой.
Думаю, если у них окажется грузинский чай, я небрежно отстраню кашевара и скажу: «Позвольте, у меня индийский, высшей пробы».
И только я спросил, какой у мужиков чай, они меня огорошили:
– Таёжный у нас чай, парень. Нет нужды нам в тайгу заграничный товар нести.
Примолк я, жду этот диковинный чай. Кашевар берёт твердый чёрный комок, с виду похожий на обуглившуюся деревяшку, и бросает в ведро с кипятком, затем горсть каких-то корешков – тоже туда. Повисело немного ведро над огнём, снял его кашевар, поставил на землю, телогрейкой накрыл и стал ждать, когда корешки напреют.
Я отвернулся: смотреть не хочу на это варево, не то что пить.
Лесник Степан, кряжистый бородач, с широкой, как платформа, спиной, говорит:
– Погоди серчать. Сначала попробуй.
Я тогда мало знал Степана и всех мужиков, с которыми брусничничал, и всё удивлялся его медлительности. А выходило совсем наоборот: Степан к концу дня почти полную торбу трёхвёдерную набил, а я едва-едва ведёрко наскрёб.
– За меня чур лесной старается, – смеясь, говорил Степан, когда я спросил, как это он умудрился столько ягоды набрать. – Походишь с моё по тайге, и ты с чуром познакомишься. Чай наш таёжный всё тот же чур варить помогает.
Налил Степан мне кружку чая. Признаться, до этого часа я ни разу не пил такого вкусного, ароматного напитка.
Чёрный комок, что бросил в ведро дежурный повар, оказался чагой, корешки – баданом и родиолой розовой, или, как её в народе называют, – золотым корнем.
Через несколько дней я не только стал ценить аромат таёжного чая, но и почувствовал другое его свойство. В городе, бывало, наработаюсь крепко, устану