Из-за смешанного брака (папа – еврей, мама – полька) самоидентификация проходила болезненно:
– Папа, папа, почему в школе говорят, что я – еврейка, и лупят меня? Я что – второй сорт? Зачем ты меня тогда родил?
Старый мой герой-полковник тихонько вытирает слезу и тихо говорит:
– Никого не слушай! Ты у меня – гражданин мира!
Ах, если бы ты знал, папочка, что я сейчас живу в Израиле, люблю свою страну всем сердцем, говорю и думаю на иврите! Ах, если бы ты только знал…
Читаю книгу Ефима. Глава «В Беларуси тема Холокоста остаётся непознанной» – интервью с доктором исторических наук Леонидом Смиловицким. Горькие свидетельства исторического преступления против моего народа, несправедливости и равнодушия, которым нет оправдания! Вся еврейская составляющая моей крови закипает и противится явному – безразличию местных жителей, тупому, завистливому, ничем не оправданному…
Как это по-человечески правильно и ценно – проделать всю эту работу исследователя, журналиста, архивариуса Михалино, как трогает душу – до слезы…
Присутствую на презентации книги. Здесь нет случайных людей: все – либо герои книги, либо родственники, либо соавторы. Я тоже тут не случайный человек, моё присутствие оплатили жизнью своей мои рогачёвские родственники, мои тёти и дяди и их неродившиеся дети…
У каждого находится слово для Ефима – слово благодарности и любви за ту мессианскую составляющую его деятельности, которую представляет нам его книга. Самый большой талант Златкина – это его человеческий талант!
У Ефима есть замечательная строка, которую я поставила эпиграфом к моим стихам:
Евреев там нет, осталась только речка… Путешествие в страну берёзовую, на других непохожую.
Имела честь присутствовать при встрече
рождённых в деревеньках белорусских.
«А из евреев там осталась только речка,
где прадедом сколочен мостик узкий…»
Осталась на заброшенных могилах
иврита вязь… Да помнит дед напротив,
как в синагогу местную ходила
семья и как готовилась к субботе…
Я тоже – не случайный гость, отцовским
еврейством приведённая к истоку, —
местечек белорусских вид неброский
по генной памяти моей гоняет токи!
Гляжу на лица, незнакомая с дядьями,
не знавшая ни деда, ни бабули…
Их закопали там, в глубокой яме,
живыми, пожалев, как милость, пули…
Мой папка выжил. Он, как сокол в небе,
сражался за свободу Беларуси!
Семьи забвенье, дом, ушедший в небыль, —
судить по нынешнему счёту не берусь я…
Брели коровы, и натягивал уздечку
глядящий в камеру возница у дороги.
И из евреев оставалась только речка
в стране далёкой, где мои истоки…